Моонзунд. Том 2 - стр. 42
Фоков отбросил мегафон и, пожимая наспех руки встречных, сбежал с мостика в кают-компанию. Он слышал, как шлюпки отошли, гремя уключинами и веслами. С палубы спустились в кают-компанию старший артиллерист и минер «Охотника», оба молодые.
– Господа, почему вы не покинули корабля?
– Мы с вами. Сейчас придут и другие. Переодеваются…
Во всем чистом, при кортиках, с чистыми лиселями воротничков, в кают-компании сошлись все офицеры. По низам «Охотника» с ревом наступала вода, и взгляды невольно обращались к стрелке кренометра. Командир распечатал бутылку вина, и каждый, выпив, разбивал свою рюмку вдребезги. Механик открыл портсигар и оставил на столе раскрытым – уже навсегда. Он сказал, закуривая:
– Еще минуты четыре, после чего, я думаю, поедем…
Командир встал:
– Отдраим иллюминаторы, чтобы меньше мучиться…
Да. Пусть они лягут на грунт с кораблем уже мертвецами. Чтобы не страдать на глубине моря, вбирая губами последние глотки воздуха из спрессованных воздушных «подушек» под потолком… Что-то лязгнуло наверху, и все побледнели.
– Открыли люк! Кто-то еще ходит по кораблю… Кто?
Дверь в кают-компанию распахнулась – матросы.
– Решением ревкома боевая вахта «Охотника», которую взрыв мины застал на постах, решила эсминца не покидать…
Офицеры встали. Они заплакали. Командир сказал:
– Ну, что же вы там? Идите сюда, товарищи…
Матросы вошли в кают-компанию и сели среди офицеров.
Теперь их было 52 человека. Все молчали, прощаясь друг с другом взглядами. Вода, глухо ворча, вышибала под ними крышки горловин. Вода выпучивала своим напором стальные переборки. Она разрывала металл перекрытий, словно бумагу… Вода приближалась к ним, и кренометр показывал уже близкий предел.
Командир встал:
– Ну… готовьтесь. Так умирали и наши деды!
Эсминец, словно в изнеможении, стал прилегать на борт. Одна из его труб еще поливала волны клубами черного дыма. Изнутри котельных отсеков доносилось яростное шипение, словно клубок змей поместили в машинах, – это под ледяным гнетом воды отдавали свой нестерпимый жар котлы системы Бельвиля…
– Начнем прощаться, – сказал командир и крепко, очень старательно загасил папиросу в старинной бронзовой пепельнице.
Плача и целуясь, люди обнимали друг друга. Никогда еще в жизни не были они так нежны и искренни в своих чувствах.
– Ты прости меня, – слышалось. – Я не хотел…
– А тогда? Помнишь? Я был не прав…
– Прости и ты меня…
Над столом, как разбитое стекло, прозвенел голос:
– Поторопитесь!
Вода раскрыла двери – легко, без усилия, и вот оно, море…
Брызжущее, грохочущее, ликующее, море ворвалось внутрь, оно перевертывало столы и стулья, бросало людские тела к переборке.