Моонзунд. Том 2 - стр. 21
– Товарищи, никакого доверия временным!
– Слыхали… А чем тебе Керенский не угодил?
– Это ты брось, а то и в ухо могу заехать.
– Крейсерские, валяй сюды… тут большак затесался!
– Бей его, дай в зубы шпиону.
– Это ты кого бьешь? Да я кавалер «Георгия».
– Видали мы таких… отфорсился!
А на рейде дымят, стоя близехонько один к другому, два враждующих линкора: «Республика» – партийный флагман большевизма, и «Полтава» – мощная цитадель эсерства; катеров с «Республики» полтавские даже не принимают под трапы.
– Отчаливай по-хорошему, а то все зубы тебе по палубе раскидаем. Ишь, бойкие какие… им Керенский не пофартил!
В море деловито вышел крейсер «Адмирал Макаров» – под черным пиратским флагом: с черепом и костями, как на будке трансформатора токов высокого напряжения. Костями загремели они не от анархизма – это от милюковского патриотизма. Крейсер объявил себя «кораблем смерти», беря пример с женского «батальона смерти». По радио с крейсера оповещали: «Умрем за Россию!» (а умереть за революцию уже не хотели). Кризис не прошел даром для флота. Даже такие твердыни большевизма, как Кронштадт и Гельсингфорс, и те дали трещины. Матросы «переписывались» в эсеры, в анархисты, сваливались в беспартийное болото, где быстро и закисали.
Теперь слышались и такие разговоры:
– А разве при царе плохо жилось? И кормежка была лучше. И по стопке давали. От этих революций только башка трещит, ну ее!
Немцы наступали по всему фронту, и сложный вопрос о братании заглох сам по себе. Куда же там брататься, если брат-немец своего брата-русского на штык сажает и радуется… Кайзер забрал Тарнополь, наши войска оставили Галич и Станислав, все рушилось в наступлении, к которому призывал Керенский, и наступление обратилось в беспорядочное бегство и дезертирство. Русские войска разложились! Не желая воевать, они мародерствовали, занимались грабежом, насиловали женщин. Это была уже не та победоносная армия России, какую знали раньше, – это был деморализованный сброд… Ленин был прав, когда эту армию распустил и стал создавать новую армию – на новых началах.
А сейчас наши дела плохи, читатель!
Вскоре дезертировал минер «Новика» – лейтенант Мазепа. Вещички свои он оставил в каюте, чтобы они его в бегстве не связывали. Бежал в лучезарное сияние желто-блокитной хохлацкой автономии. Неожиданно к Артеньеву явился с рапортом Паторжинский.
– Я тоже ухожу, – заявил он.
– Дезертируете, – поправил его Сергей Николаевич.
– Нет. Я ухожу. Минер удрал на мотив «Ой, не ходы, Грыцу», а я ухожу по мотивам благородного полонеза Огинского…