Монстры в Академии 2 - стр. 26
- Не хочу об этом думать, - сказал он, слишком резко откладывая готовый плащ и берясь за новый.
- Почему? – удивилась Марина, искренне не понимая, как предложение рассказать что-нибудь светлое о детстве может вызвать такую негативную реакцию. Бывает, конечно, что детство у человека такое, что только вздрогнуть и остается. Но даже в таком случае люди все равно запоминают хорошее, и плохое всплывает, только если специально расспрашивать. Но разве она задала конкретный вопрос?
Пока Марина так и эдак пыталась сообразить, что она сказала не так, Ксавьер окунул кисть в краску и пояснил:
- У меня не осталось воспоминаний, не подернутых грустью. Война все меняет. О чем ни начни вспоминать – все тянет за собой какую-нибудь дрянь.
- Что, даже вкусняшки? – пошутила Марина, старательно пытаясь развеять мрак, который сама же и выпустила из души малознакомого человека. – Признайтесь, Ксавьер: что Вы любили есть в детстве?
Она уже поняла, что лезет не в свое дело, но остановиться почему-то не смогла. Наверное, потому, что Ксавьер, наконец, начал с ней говорить.
- Пирожные, - с едва заметным вздохом ответил мужчина. – Бисквитные лодочки с вафельным парусом, которые подавали в ресторане у главной площади.
- И что же может быть дурного в таких очаровательных пирожных? – через силу улыбнулась Марина, уже мысленно готовя слова поддержки.
- Люди, которые ели их, глядя, как моих родителей везут на эшафот, - ответил Ксавьер.
Девушка подавилась уже заготовленной фразой о том, что детские воспоминания – всегда светлые, и ничто не может их омрачить. Но неожиданно мужчина разговорился сам:
- Знаете, что меня больше всего поразило в войне? – сказал он, поворачиваясь к ней. - Нет, не убийства и даже не пытки над магиками. А то, что жизнь продолжалась. Продолжали работать магазинчики, рестораны. Ставились спектакли, собирались модные салоны. А на соседней улице в это время обозленные фанатики насмерть забивали семью демонов. Никто не вышел к Управлению инквизиции с требованием прекратить безумие. Никто не обратился к Протекторату с просьбой защитить магиков. Все переживали лишь за то, чтобы их это не коснулось.
Марина промолчала. Она не знала, как бы сама поступила, начнись в ее родном городе что-то подобное. Наверное, спряталась бы в дальний угол, заперевшись на все замки. По крайней мере, на стихийный митинг в защиту малознакомых людей точно бы не вышла. И наверное, бывшие соотечественники Ксавьера испытывали нечто подобное, старательно отстраняясь от происходящего, раз уж оно не касалось их семьи напрямую.