Размер шрифта
-
+

Монолог о школе, сексуальном самовоспитании и футболе - стр. 37

Мишка не замечал моих сомнений. Для него все оставалось как прежде. И я все сильнее чувствовала себя виноватой за то, что как будто не могу ему соответствовать в искренности чувств. Будто я обманывала его все время, не могла дать ему того, что он хотел. И постепенно моя вина перед ним выросла до таких размеров, что мне стало тяжело смотреть ему в глаза и я начала избегать наших встреч, придумывая все новые и новые предлоги.

Тупик не имеет другого выхода

В конце марта Мишка позвал меня на игру – предстоял важный матч. Я никогда не бывала на настоящем футболе, хотя с детства его любила и в доме все без исключения были футбольными болельщиками – правда, исключительно телевизионными. Я обрадовалась. Во-первых, я первая из класса побываю на его игре. До этого он никогда никого не звал. И во-вторых, у меня появилась надежда, что на игре я увижу его сильным, уверенным, наглым и даже злым, таким, каким он мне нравился с самого начала, и снова влюблюсь в него, как в первый раз.

Когда мы приехали на стадион, там уже собрались несколько ребят из его команды. Они толпились вокруг тренера и о чем-то говорили. Мишка подвел меня к ним, чтобы познакомить, и я приятно удивилась, что многие уже давно были знакомы со мной заочно. Потом он отвел меня за руку на трибуну, а сам убежал. Началась игра. На трибунах зрителей было немного, но это не мешало им очень громко и активно болеть. Сначала Мишкина команда вела в счете. Он даже успел забить два гола. Но потом грубо сфолил, да еще и поругался с судьей, получил красную карточку, и его удалили с поля. Команда противника забила заслуженный одиннадцатиметровый, и в результате все окончилось ничьей.

После игры я вышла со стадиона вместе с другими болельщиками и долго ждала Мишку на улице. Одни чувства сменялись другими, как матрешки. Радость и гордость за Мишку вытесняла грусть, что все так быстро закончилось и теперь надо ехать домой и погружаться в обычную жизнь. За грустью пришла благодарность к Мишке за его заботу обо мне. За благодарностью следовала череда картинок сегодняшнего матча. И под этим всем, где должна была скрываться маленькая хорошенькая матрешечка, я вдруг ощутила непонятно откуда взявшуюся пустоту.

Из раздевалки Мишка вышел не один – с таким же, как он сам, высоким парнем – своим близким другом. Друг жил недалеко и позвал нас к себе в гости на чай. Было еще не поздно, домой ехать не хотелось, и мы согласились. Парни всю дорогу обсуждали между собой матч. Я молча шла рядом и старалась не чувствовать себя лишней. Мишка все это время держал меня за руку. Минут через десять мы уже сидели за столом. Мама друга приветливо нас встретила и без лишних вопросов провела на кухню. Там она поставила на стол чашки, насыпала печенье в вазочку и вышла. Закипел чайник, мы стали пить чай. И в какой-то момент, слушая их разговор, я вдруг очень захотела домой к маме. И одновременно с этим отчетливо поняла, что больше не хочу быть с Мишкой. Совсем не хочу. И что ничего не сможет меня удержать рядом с ним. «Просто больше ничего не может быть между нами», – крутилось в голове. Они продолжали говорить, я продолжала из вежливости делать вид, что мне интересно, но сама уже была не с ними. Я думала. Мишка сильно изменился за последнее время. Его было слишком много. А я хотела по нему скучать. И даже его записки, которые так нравились мне раньше, теперь стали раздражать. «Родная, любимая, хорошая моя…» Все казалось теперь слишком сладким, приторно-сладким. Может, это как-то было связано с тем, что больше не существовало тайны? Она совсем от нас ушла, и вместе с ней ушли азарт, игра и страсть. Легкость ушла. Общий секрет объединял нас. Сейчас все стало обыденным, тяжелым, однообразным, как обед в школьной столовой, как поход в магазин за булкой и сметаной. Как у всех. Бытовуха оказалась ложкой дегтя в нашей бочке меда.

Страница 37