Моноклон (сборник) - стр. 16
Сотникова молча курила, отведя глаза.
Малавец махнула рукой:
– Никакой зависимости, рыбка. Но я тебе не предлагаю.
– Я и не прошу.
Малавец закрыла пудреницу:
– Что он дальше делал с тобой?
– Дальше… ну, он обнял меня за ноги сзади. Прижался. Я поняла, что он голый. И почувствовала его член.
– Не член! – хлопнула по столу Малавец. – А божественный фаллос!
– Божественный фаллос.
– Как ты его почувствовала?
– Ну… – глаза Сотниковой шарили по кабинету.
– Можно без «ну»?
– Он когда прижался сзади, он же стоял на коленях…
– Так, – Малавец сунула руку себе под юбку.
– И его чле… божественный фаллос у меня оказался здесь… между коленями.
– И что?
– И он стал тереться между ними, а я его ими сжала.
– Сильно сжала?
– Достаточно.
– А он что в это время делал?
– Фаллос?
– Он сам!
– Он по-прежнему внедрялся языком в мою попку.
– О-о-о… хорошее слово… – нервно улыбнулась Малавец, двигая рукой под юбкой. – Внедрялся… именно внедрялся. Точное слово! Внед-рял-ся! И тебе было хорошо?
– Да, мне было хорошо. У него язык такой… настойчивый.
– А фаллос?
– Фаллос горячий.
– И крепкий?
– Крепкий. Твердый.
– Твердый и большой. Ведь, правда, у него большой? Ты это сразу почувствовала?
– Да, – Сотникова обхватила руками свои бедра, вздохнула, распрямляясь, выпятив грудь. – Он у меня между колен прошел и высунулся.
– Знаешь, какой он длины?
– Нет.
– Угадай, – нервно улыбалась, покачивая головой, Малавец.
Пятна на ее щеках проступили сильнее.
– Двадцать?
– Двадцать четыре сантиметра. Вот каков божественный фаллос моего бывшего мужа. А головка его фаллоса – как большой абрикос. Только малинового цвета. Ты видела его головку?
– Да, я поглядывала вниз, хоть и продолжала чистить рыбу.
– Ты… так краешком глаза, да? Свой глазок-смотрок, да? Краешком… краешком увидела, как он это, да?
– Угу.
– Как он высунулся… упругий, да? Туда-сюда, да? Туда-сюда… через ножки твои белые, да?
– Да.
– А сам он… что… сам что? Сам что он?
– Он мычал.
– В попку мычал?
– В попку мычал.
– И язычком в нее, да? Да? Язычком в попочку, а фаллосом своим мужественным… между ножек белых, ножек гладких, да? Ты ножки свои эпилируешь или бреешь?
– Просто брею.
– Сама?
– Да.
– Молодец. Сама! Ты побрила их специально, накануне, да?
– Да.
– Побрила, тайно побрила, гладила ножки свои, готовила, чтобы ему было слаще, нежнее для фаллоса, да?
– Да.
– Чтобы скользил он… скользил по нежному, через нежное… через ножки Катенькины… так вот… скользил, скользил, сколь-зил, сколь-зил, сколь-зил… а-а-а-а-а!!
Малавец оцепенела, открыв рот и закатив глаза. Вскрик ее перерос в хрип. Сотникова угрюмо смотрела на нее, сложив руки на груди.