Монашеский Скит - стр. 4
Между тем он явно мучился – что-то точило его, не давало спокойно сидеть на месте. Вероятно, отказ отца Дорофея стал неожиданностью, разрушил заранее выстроенные планы. Я посочувствовал ему. Внезапно вспомнилась недавно услышанная здесь, на Афоне, фраза: «Если хочешь рассмешить Бога, поделись с Ним своими планами…»
Страшно начинать жить сызнова. Нужно вновь возводить крепость, собирать верных соратников, отправляться в походы. Вдруг ничего не удастся? И сметет все старания порыв безжалостного ветра. Как тогда быть? Начинать жить сызнова! И снова будет страшно, но ты изменился, и крепость выстроишь совершенно другую, и соратников подберешь других, и смысл… Стоит лишь взяться за работу, заложить фундамент. Тогда только и осознаешь всю разницу.
Людям в таком состоянии становится значительно легче, если удается выговориться перед совершенно незнакомым человеком. С близкими или с друзьями говорить гораздо тяжелее. С незнакомцем – как с самим собой. Он не держит в голове корыстных мыслей, не желает так или иначе воспользоваться твоей откровенностью – ведь, скорее всего, вы никогда больше не встретитесь…
Конечно, бывают исключения. Жизнь полна исключений!
Но на Святой горе Афон люди придерживаются правил особых – истинно человеческих.
Случайный знакомец стал моим спутником и собеседником на время пребывания в святых местах. Я с вниманием и сочувствием слушал его рассказы о себе и о людях, с которыми ему довелось встретиться, тех, кто оставил след в душе. Он, в благодарность за мое внимание, разрешил воспользоваться историей своей жизни, положить ее в основу книги. Только имя и некоторые события попросил изменить…
Долго примерялся я к сюжету будущего повествования, пытался выстроить его, и вот решение нашлось. Пусть герои говорят сами за себя, я же буду приноравливаться к их манере, лишь иногда дополняя речи комментариями людей, для которых христианский образ жизни стал призванием и служением, – монахов и иерархов Церкви, обычных верующих людей.
Так предоставим же слово герою, устроившемуся на каменной скамье под великовозрастным масличным деревом, разросшимся неподалеку от входа в монастырскую гостиницу.
Он рассказал мне о загадочных, невероятных событиях.
Не ведаю ни дня, ни часа…
Нет памяти о прежнем; да и о том, что будет, не останется памяти у тех, которые будут после.
икк. 1, 11
Едва проснувшись, не успев толком разомкнуть глаз, я почувствовал запах дыма. Быть может, именно этот запах и разбудил меня. Где-то горело, однако дым не вызывал чувства тревоги. Странно, но запах казался мне смутно знакомым. Жгли что-то смолистое, но не хвою или можжевельник.