Мон-Ревеш - стр. 31
– Понятия не имею, – процедила сквозь зубы Натали. – Есть по крайней мере две-три тысячи знаменитых писателей, о которых никто не слышал, кроме членов каких-то кружков, где они числятся.
– Это не значит, что у него нет большого таланта.
– Бог мой! Он, как и всякий другой, может стать первоклассным писателем! Надо только, чтобы тебя восхвалял определенный круг людей, и надо найти, чем можно угодить читателю в данный момент! Но какое значение имеет его место в иерархии великих умов, если он тебе нравится сам по себе? Ведь он тебе немножко нравится?
– Сегодня – даже очень. Но кто знает, будет ли он нравиться мне завтра?
– Постарайся, чтобы он тебе больше не нравился.
– Почему?
– Потому что ты ему не нравишься.
– С чего ты взяла?
– Я это заметила в тот самый момент, когда увидела кое-что еще.
– Что же именно?
– Что он влюблен в другую.
– В тебя?
– Нет; в Олимпию Дютертр.
– Ну да? – удивленно воскликнула Эвелина и добавила равнодушно: – А какое мне, собственно, до этого дело?
Натали пожала плечами:
– А мне тем более.
– Ты уверена в этом? – задумчиво спросила Эвелина.
– Я была в этом уверена еще до того, как он приехал сюда. Когда она в последний раз ездила в Париж без нас, он написал ей в альбом стихи – кстати, довольно плоские.
– Она тебе их показывала?
– Я и не спрашивала у нее позволения прочитать. Разве в альбом пишут секреты?
– Значит, эти стихи ничего не доказывают.
– Дорогая моя, в высшем обществе стихи – это способ объяснения в любви женщине под носом у ее мужа и перед всеми.
– Но ты же говоришь, что они плоские?
– Хочешь прочесть? Они у меня.
– Ах, ты списала их?
– Нет, просто запомнила…
И она передала Эвелине листок бумаги.
– А мне они кажутся восхитительными! – прочитав их, воскликнула Эвелина. – Они мне нравятся куда больше, чем все твои!
– Потому что ты в этом не разбираешься. У них есть только одно достоинство – в них довольно ловко выражена пылкая страсть.
– Посмотрим! – Эвелина перечла их, потом задумалась, храня молчание. – Я вижу в них больше лести, чем любви, – добавила она.
– А разве лесть не язык любви?
– Эта лесть чрезмерна.
– Олимпия в самом деле очень хороша, тут спорить не станешь.
– Слишком бледна!
– Нынче в моде бледность, она имеет наибольший успех у артистических натур. Твой румянец, порой слишком яркий, в гостиных не понравился бы.
– Ну, у них просто извращенные вкусы! Но какое мне до этого дело, повторяю? Если мой цвет лица кажется рифмоплету слишком свежим, то дворянин будет ко мне более справедлив: он увидит, кто из нас, я или Олимпия, умеет перейти с шага на галоп и обратно при опасном повороте; стихов он мне писать не станет, но с этим придется примириться.