Мон-Ревеш - стр. 3
Итак, поскольку роман вынужден описывать реальные события и факты, не надо требовать от него того, что не входит в его задачу: это убивает искусство и уничтожает интерес к роману.
I
– Милый друг, разум, конечно, на твоей стороне, но разум глуп: он лечит только здоровых, а я болен, тяжко болен, разве ты не видишь? – говорил Флавьен. – У меня нервная лихорадка; из-за нее я стал невыносим для окружающих, да и для самого себя.
– Эта твоя лихорадка глупа! – отвечал Тьерре. – Она убивает лишь простаков, слабых морально и физически. Ты же один из самых гармоничных людей, каких я знаю; стало быть, нервный припадок, вызванный самой заурядной из горестей, не такая болезнь, которую ты не смог бы победить за два часа, если бы захотел.
– Да, да! За два часа я могу сговориться с более красивой и, возможно, не менее приятной женщиной, чем Леониса. Но мне нужно по крайней мере два месяца, чтобы время, которое я стану проводить с ней, показалось хотя бы сносным после сладостных часов, проведенных с Леонисой в последние дни.
– Знаешь, что мне пришло в голову? Ты рожден для брака.
– Что же навело тебя на столь блестящую мысль?
– Твоя манера любить. Мне кажется, она основана на привычке, на потребности в постоянной близости, которая свойственна буржуазной семейной жизни.
– Ошибаешься. У меня потребности патрициев и привычка к господству – это совсем другое дело. Вот почему мне до сих пор нравились только те женщины, которых можно купить.
– Я всегда замечал, дорогой мой, что даже самые сильные люди совершенно искренне приписывают себе именно те достоинства или недостатки, которые меньше всего им свойственны, и вводят в заблуждение как самих себя, так и других! – воскликнул Тьерре.
– Не обманывайся на мой счет. Мое стремление к господству, доходящее, как мне кажется, до тирании, не вызывает во мне ни гордости, ни сознания вины. А ты как его назовешь? Достоинством или недостатком? Ну, дорогой мой литератор, наблюдатель, любитель исследований, высказывайся, я тебя слушаю. Я знаю, тебе нравится мысленно исследовать каждого человека, и ни один из твоих друзей не избежал такого анализа; ты это делаешь просто так, от скуки, но – такова уж твоя профессия.
– Хорошо, подумаю, – несколько высокомерно ответил Тьерре. – Видишь ли, я не из тех литераторов, которые корпят над листом бумаги круглые сутки. У меня, как и у всякого другого, бывают часы праздности и отдыха. Когда я катаюсь верхом по Булонскому лесу, мне приятно чувствовать себя таким же глупым, как моя лошадь.
– Глупым, как все эти молодые люди, прогуливающиеся верхом, – ты ведь так хотел сказать, – последовал несколько раздраженный ответ.