Молодые годы короля Генриха IV - стр. 41

Адмирал задумчиво смотрел на обоих, на того, кто кипел, и на того, кто молча ждал. Умудрённый опытом, старец отлично понимал, чью именно волю и мысль выражает этот юноша, потому и ответ свой обратил не к Конде, а к Наварре. Колиньи объяснил: позиции врага на пути к Парижу слишком сильны, и не остаётся ничего иного, как искать соединения с войсками, отосланными на юг; кроме того – тут он многозначительно поднял палец, – ему ведь надо позаботиться и об иноземцах: они должны получить своё жалованье. Иначе они сбегут. Сам он уже пожертвовал фамильными драгоценностями, не допустив, чтобы наёмники самочинно добывали себе вознаграждение. Но об этом он умолчал; христианину не подобает кичиться своими жертвами, и человеку гордому также. Колиньи предоставил молодому принцу Генриху, разглагольствовать и предъявлять ему незаслуженные обвинения.

– Вы позволяете им грабить страну. Я, правда, молод, господин адмирал, и воюю не так давно, как вы. Но я никогда не думал, что чужеземцы, вместо того чтобы сражаться бок о бок с нами, будут жечь наши деревни и пытать наших крестьян, вымогая у них последние крохи. Деревенские жители убивают мародёров из вашего войска, ибо это хищные звери, мы же расправляемся все ужаснее с людьми, которые говорят на машем языке.

– Они не признают нашей веры, – отозвался протестант, трагически насупившись. Генрих стиснул зубы, иначе у него вырвались бы слова – он с ужасом слышал, как они уже звучат у него в душе, – слова возмущения против религии.

– Не может быть, чтобы все это свершалось по воле божией! – воскликнул он.

Колиньи решительно отрезал:

– В чем воля божия, – это вы узнаете, мой принц, в конце похода. Но господь бог, видно, хочет ещё сохранить меня для угодных ему деяний: стража опять поймала убийцу, подосланного ко мне Гизами.

Про себя он решил держать этого молодого критика как можно дальше. Перед битвой под Монконтуром, которую адмиралу опять было суждено проиграть, он отправил обоих принцев, ради их безопасности, в тыл, хотя один бушевал, а другой горько плакал. Потом снова появилась Жанна д’Альбре, и они стали держать совет. После нового поражения протестантское войско лишилось ещё трех тысяч солдат, и не оставалось ничего другого, как отвести его на юг, не ожидая, чтобы его меньшая часть присоединилась к нему на севере.

Жанна, как обычно, привезла с собой своих пасторов. Она втайне совещалась с Колиньи, и после этих совещаний павший духом старик ещё раз стал победителем. Ибо та внутренняя победа, которую мы одерживаем в своей душе, – это главное, военная победа идёт за ней по пятам: так верила Жанна. После совещаний её пасторы запевали псалмы, а войско и его полководец чувствовали себя опять благочестивыми и сильными.