Молодой негодяй - стр. 6
Тетя Дуся приносит им закуски, водку, лимонад и каждому – пылающую и шипящую сковородку с яичницей. Генка с удовлетворением оглядывает яркий стол. Одной рукой он поднимает фужер с водкой, в другой у него стакан с лимонадом.
– Ну, будем, Эд! Выпьем за великолепный августовский день и за животных нашего любимого зоосада!
– Будем! – подтверждает Эд, и они опрокидывают жгучий напиток в себя. И тотчас же запивают его лимонадом. И хватают по огурцу, и, обжигаясь, едят яичницу…
– Ну как, Эд, досталось тебе вчера от Цили Яковлевны? – Генка решил перекурить и оторвался для этого от недоеденной яичницы.
– Ей-богу, ни хуя не помню! – Поэт смеется. – Помню, как ты высадил меня у подъезда из такси, я взялся за ручку двери, и все… как провалился, ничего не помню. Сколько времени было? Часа два?
– Ну какой два… От силы час. Детское время еще было. Рано ты что-то вчера отключился. А мы с Фимой поехали еще в аэропорт допивать…
– Вовсе и не отключился, – обижается поэт. – Я предыдущую ночь совсем не спал, писал до рассвета. Ну, разумеется, после бессонной ночи устанешь. Ты сам-то ведь даже блевал вчера!
– Я часто блюю, – спокойно соглашается Генка. – Так римляне поступали. В процессе оргий. Поблюют и дальше пьют и едят.
– Меня Циля таки поймала у самой двери. «Вы куда, – говорит, – Эдуард?»
– А вы ей что, Эдуард Вениаминович?
– «За нитками, Циля Яковлевна, иду в магазин». А у самого туфли в руке. Хотел слинять неслышно.
– За нитками! – хохочет Генка. – Ниточки пошел купить Лимонов…
– Циля мне, конечно, не поверила. Но, как женщина интеллигентная, не спросила русского зятя: «А почему у вас, пьяница, туфли в руках, если вы идете за нитками? В походе за нитками никакого криминала нет…»
– Ей стыдно уличать тебя во лжи. Вот что такое воспитание и образование. Русская бы теща разоралась на весь дом и оторвала тебе рукав, втаскивая тебя обратно. Хорошо все же, Лимонов, что ты живешь в еврейской семье… А Анна?
– Вчера Анна спала и носом свистела. Только и сказала, открыв глаза: «Опять с Генкой напился, алкоголик проклятый!» – и уснула опять. Сегодня я спал, когда она уходила.
– Нужно Анне какой-нибудь подарок сделать, – морщится Генка. – Или вот что, Эд, давай подъедем к шести к киоску и заберем ее, пойдем все вместе в «Люкс», посидим?
– Можно, – не очень охотно соглашается Эд.
– Дуся, пожалуйста, еще по фужеру, – приказывает Генка. – Эд, к нам направляются первые представители козьего племени, совершившие уже утренний обход зоопарка.
К «харчевне» идет семья. Двое детей – мальчики лет десяти – несмотря на жару одеты в темно-синие шерстяные брюки. Брюки слишком длинны, манжеты, волочащиеся по земле, серы от пыли. Мать – корявого телосложения, неожиданно пожилая для такого возраста детей женщина, руки и ноги неловко торчат из слишком узкого и короткого платья в большие бело-синие горошины. Отец – явно рабочий одного из многочисленных харьковских заводов – искусственного шелка желтая рубашка и черные брюки, сандалии на босу ногу, несет в руке авоську, а в ней нечто, прикрытое рваными и почему-то мокрыми газетами.