Молчаливая слушательница - стр. 17
Не успевает хозяйка ответить, как за спиной раздается женский крик:
– Подлая грешница!
Я оборачиваюсь. Женщина дает пощечину девочке, у той выпадают из рук пакетик с желейными конфетами и кукла. Я веду себя, как собака Павлова, хотя прошло столько лет. Не могу шевельнуться, слышу только плач девочки, которую женщина – видимо, мать – хватает за руку.
– Прекрати, Белинда! – Мать выкручивает девочке запястье. – Прекрати, слышишь!
Белинда лишь громче взвывает.
Мой взгляд неподвижен, спина – будто жердь. Женщина берет с пола желейные конфеты, кидает их назад на прилавок, с силой шлепает девочку по попе, кричит:
– Воровство – грех, мерзкий грех, слышишь?! Хватит реветь, а не то ударю еще раз!
Кукла с фарфоровым лицом лежит в футе от меня, буравит глазами. Я – ледяная твердая глыба, язык прижат к нёбу.
Моргаю. Оказывается, аптекарша, продолжая беседу, спрашивает:
– Вы их знали?
– Давно, – отвечаю. – Еще пакетик желейных конфет, пожалуйста. А его родные по-прежнему здесь?
– Нет. Переехали в Антверпен, кто бы мог подумать!.. Очень странно.
Мне стыдно. За детство, за семью и за себя-взрослую, которая ни разу не связалась с Фелисити или ее родными – ни звонка, ни строчки. Не сообщила даже о своем возвращении. Мысленно даю обещание: когда все это кончится и я отыщу Марка, мы поедем в Бельгию и найдем их.
Желейные конфеты – для Белинды, но я понимаю, что ее мать накричит и на меня, поэтому прячу их к лекарствам. Жалкая трусиха.
Тем не менее куклу я поднимаю. Мать выхватывает игрушку, трясет ею перед лицом девочки.
– Раз не бережешь, больше не получишь, ясно? – Запихивает куклу в сумку вниз головой, свирепо смотрит на меня. – Чего уставилась?!
Сердце выскакивает из груди. Я так много всего хочу сказать, но слова невозможны. Стою молча, ненавижу себя – и вдруг вспоминаю, как Фелисити давным-давно вложила в мою ладонь желейные конфеты. Ныряю рукой в сумку и, нащупав пакетик, протягиваю его девочке.
– Это тебе, Белинда.
Она не знает, что делать, и мать вновь кричит:
– Что нужно сказать, неблагодарная грешница?!
Белинда бормочет:
– Спасибо.
И мать вытаскивает ее на жаркую улицу.
Дрожа, я забираюсь в машину. В голове не укладывается – это какой же религиозной фанатичкой надо быть, чтобы в наше время вот так разговаривать с ребенком? Кидаю таблетки и бумаги с инструкциями на пассажирское сиденье, сдаю назад. На дорожке стоит Вики, улыбается, машет.
– Шла бы ты куда подальше. – И приветливо машу в ответ, зная, что она меня не слышит. – Если повезет, через пару дней он сдохнет, и больше я тебя не увижу.