Моисей, кто ты? - стр. 13
– В могущественном городе лучезарного Атона, великом в своём очаровании и полном богатств, узрел ты свет, Джехутимесу. Вас было двое, сын мой. Два мальчика у матери, которая любила вас безмерно, но очень недолго. Просто потому, что не дали, а она бы хотела…
Мозе взволновался донельзя. Он встал на колени; руки сжимали подушку, шитую золотом; по лбу катились капли пота. Внимательный наблюдатель заметил бы проблеск догадки, полыхнувший в глазах, но всё еще не подтвержденной догадки, а спросить он не осмеливался, не мог; губы сводило судорогой.
Но Мери-Ра на Тутмоса не смотрел. Он тоже ушёл в прошлое. Быть может, не столько в прошлое Мозе, сколько в своё…
– Для тех, кто приветствовал рождение детей фараона в то мгновение, настал трудный час. Час, когда решалось многое в судьбе Кемет и его людей. Мальчиков было двое. Впервые два наследника оказалось у страны, рождённых одною женщиной, когда её час настал. Но не было ещё, чтоб у Кемет стало в один час сразу две судьбы.
– Я – сын фараона? – спросил Мозе потрясённо. – Я – брат Тутанхатона? [11] Близнец! Мери-та-Атон знала, и потому, потому ласкала, потому берегла… Но почему? Почему я здесь, когда так? Ты, жрец? Ты, любитель решать за других? Это ты?!
Мозе вскочил на ноги. На лице его изобразилось крайнее негодование. На сей раз он не почувствовал ни того, как плохо разогнулась нога, или как потянуло в боку слева. Не до того было. Он чувствовал, что вздулись жилы на лбу, и слышал биение крови в ушах.
Но жрец даже не видел Мозе. Глаза в лучах множества морщин были погружены в прошлое, которое он как раз видел, но которое недоступно было его собеседнику. Впрочем, он ответил своему зятю, ответил уклончиво, сказал полуправду:
– Нет. Нет, не я.
Потому что правдой было то, что не он решал судьбу ребёнка в то мгновение, но не в другие.
– Родись ты первым, всё было бы иначе. Странно, что так решила судьба. Твой брат проявил себя созданием, склонным к тишине, покою и благополучию. Ты же с малых лет был задирист, шумен и не склонен к покою. Что стоило тебе подраться там, в её теплой утробе, за то, чтобы выйти? Зачем обвинять меня в том, в чём я не могу быть повинен? Судьбы людей в руках Атона, но не моих. Пусть я и Верховный Жрец его, но человек, а посему…
Раздавленный сознанием потери, Тутмос-Мозе застыл над жрецом. Слёзы стояли в его глазах, и он с трудом удерживался от рыдания.
– Я стал говорить с тобой, Джехутимесу, потому, что полагал тебя взрослым. Так будь же им, сын мой. Разве не учили тебя тому, что судьба твоя вовсе не твоя судьба на деле, а то, что выбрано для тебя Иным. Разве знаешь ты, что хорош был бы твой выбор, а не Его? Я полагал, что уж этому мы тебя научили…