Мои путешествия по Сибири - стр. 4
За Красноярском неровные участки чередовались с более ровными и грунт был суше. На всем протяжении мы чаще ехали лесом, чем пашнями и лугами: последние обычно ограничивались ближайшими окрестностями деревень, в которых и были почтовые станции. Характерную особенность, не виданную нами за Уралом, составляли так называемые поскотины, именно ограда по обе стороны каждого селения, ограничивающая площадь, отводимую для выпаса домашнего скота крестьян, чтобы он не травил начинающиеся за поскотиной пашни. У ворот в поскотине был всегда шалаш, в котором летом жил сторож, открывавший проезжим ворота и закрывавший их, получая что-нибудь «на чай». Но осенью, когда мы ехали, ворота были открыты, так как поля были уже убраны и скот мог пастись везде.
Через большие реки на всем пути мостов не было, и проезжие переправлялись на паромах, передвигавшихся по канату, протянутому поперек реки, или на плашкоутах – более целесообразном устройстве, не мешающем судоходству по реке, как поперечный канат. Плашкоут – это платформа на большой плоскодонной лодке (или на двух), от которой вверх по течению тянется длинный канат, поддерживаемый несколькими небольшими лодками, верхняя из которых укреплена на якоре. Плашкоут в конце этого каната, проложенного вдоль середины реки, перемещается силой течения как маятник от одного берега к другому, управляемый рулем, тогда как паром передвигается силой рук рабочих по канату. Через р. Бирюсу по случаю ледохода плашкоут уже был снят, и нас переправляли на карбасе – большой плоскодонной лодке, на которой помещался тарантас с лошадьми; по реке уже плыла «шуга» – мелкие круглые льдины. На последних станциях перед Иркутском дорога была уже совершенно ровная и сухая, стало теплее. Сосновые леса на песчаных холмах чередовались с полями; на юге темнели мягкие формы предгорий Восточного Саяна, сплошь покрытые тайгой хвойных лесов, судя по темно-зеленому цвету еще в конце октября. За ними на горизонте поднимался целый ряд пирамидальных вершин, покрытых свежим снегом. Я думал, что это высшая цепь Восточного Саяна; в действительности это были пики Тункинских и Китайских альп, которые выдвигаются всего дальше на восток, приближаясь к почтовому тракту. Наконец, мы переправились на плашкоуте через большую реку Ангару и прибыли на новое место жительства в столице Восточной Сибири.
На пути из Тюмени в Иркутск мы уже познакомились немного с характерной чертой Сибири как страны ссылки и каторги. Большая баржа, которую тащил на буксире наш пароход от Тобольска до Томска, была пловучей тюрьмой – в ней везли несколько сот осужденных на поселение и на каторжные работы. На остановках у редких селений часть арестантов выводили под конвоем для закупки провизии у крестьян и торговок на берегу. Маленькие окошки в корпусе баржи были сплошь заняты лицами невольных пассажров. На пути в Иркутск мы в одном месте обогнали партию арестантов на походе. Мужчины в серых халатах с бубновым тузом на спине, гремя кандалами, месили глубокую грязь дороги; по обочинам шли конвойные солдаты, а позади на нескольких телегах везли вещи и нескольких женщин с детьми. На многих почтовых станциях на окраине села бросались в глаза «этапы» – в виде длинного дома казарменного облика, окруженного частоколом; здесь партии ссыльных ночевали после дневного перехода в 20–30 верст.