Мои литературные святцы - стр. 57
В 1933 году работал журналистом «Комсомольской правде». Потом в журналах «Огонёк», «Смена», «Наши достижения». Первую книжку рассказов «Ночной разговор» выпустил в 1939-м.
Во время войны был корреспондентом фронтовой газеты. В 1943 году перешёл в штат газеты «Правда». В качестве её корреспондента закончил войну в Берлине.
В «Правде» и началась его административная карьера. В 1947—1948 году он занимал очень высокую должность – редактора отдела литературы и искусств «Правды». С неё переведён главным редактором журнала «Знамя» (с 1949 и до смерти, которая случилась 20 октября 1984 года).
Помню, как на одном из пленумов Союза писателей выступил Григорий Поженян, сказавший: «Подарили Кожевникову „Знамя“». Несмотря на бурные аплодисменты, журнал Вадиму Михайловичу оставили.
А на посту главного редактора толстого журнала Кожевников стал обрастать и другими регалиями. Стал секретарём правления СП СССР и секретарём правления СП РСФСР, депутатом Верховного Совета СССР, получил звезду героя соцтруда, Госпремию СССР за повести «Пётр Рябинкин» и «Особое подразделение», награждён двумя орденами Ленина, орденом Октябрьской Революции, двумя орденами Трудового Красного Знамени, орденами «Отечественной войны I степени» и «Красной Звезды».
Писал он довольно увесистые романы «Заре навстречу» (о революции и установлении советской власти в Сибири; 1956—1957), «Знакомьтесь, Балуев» (о строительстве газопровода в Сибири; 1960), «День летящий» (1962), «Щит и меч» (о внедрённом в абвер незадолго до войны нашем разведчике; 1965), «В полдень на солнечной стороне» (1973), «Корни и крона» (производственный роман; 1981—1982).
Это – кроме семи повестей, двенадцати рассказов, двух пьес (одна совместно с И. Прустом), четырёх киносценариев (один без соавторов).
Я был близко знаком с Ниной Каданер, многолетней работницей «Знамени». Знал я и рано умершего Мулю Дмитриева, работавшего в «Знамени» в отделе критики. И потому знал секреты творческой кухни Кожевникова.
Они – Нина и Муля – получали от него рукопись, над которой трудились как редакторы. Впрочем, это только называлось «как редакторы», потому что рукопись, как рассказывала мне Нина, приходилось переписывать. Иногда придумывать какие-то сюжетные ходы, чтобы залатать рваную ткань повествования.
Чаковский в «Литературной газете» тоже имел негров, которым передавал диктофонную запись. Но он делился с Синельниковым и с нашими корректорами гонораром. Кожевников держал обоих на ставках, оплачиваемых государством.
И ещё один чудовищный поступок Кожевникова: он передал в КГБ рукопись романа Василия Гроссмана «Жизнь и судьба», который тот доверчиво принёс в «Знамя», тем самым сильно укоротив Гроссману жизнь.