Мои глаза открыты. Станция «Сибирская» - стр. 1

В оформлении обложки использована фотография с https://pixabay.com/photo-3344606/

От автора

Моя жизнь – это театр.

Театр неискусственных эмоций

и неподдельных чувств.

Уважаемый читатель, книга содержит множество вымышленных событий, строений, учреждений, людей, но все они, целиком и полностью отражают действительность. Во время чтения, уделите большое внимание мелочам. Надеюсь, что книга придётся по вкусу каждому. Хотя это кажется невозможным…

Россия. 2025 год.

Плацкартный вагон. Лето. Июль. Жара. 33 на термометре. А он еще и в тени. Воняет курицей, дешевым парфюмом, старческим потом и выпечкой. На улице невыносимо. Здесь нет. Свежо, прохладно. Вагоны новые, а запахи старые. Куча кондиционеров им не помеха. Кажется, им не помеха даже ядерная война. Да хоть что.

Времена поменялись. Теперь можно ехать у туалета и не бояться, что кто-нибудь хлопнет дверью или заденет, в порыве сдавленного мочевым пузырем движения, твою, свисающую со спального места, ногу. Кровати стали длиннее, проходной коридор чуть уже, новые двери совсем перестали издавать звуки. Закрывались медленно, плавно. Открывались тяжело и натужно.

Народу есть, о чем посудачить. Они играют в нарды, шахматы; молодежь увлекается покером и игрушками на планшете. Категория 40+, в перерывах, за разговорами яро обсуждает то, как заботится о них государство, отламывая ножку от, завернутой в лаваш, курицы-гриль и надкусывая до самой кости, так, что жир стекает по подбородку. Президент подносит на блюдечке новые льготы, увеличивает зарплату на тысячу-другую, вводит в эксплуатацию новые поезда.

– И это все при нашем-то, тяжелом положении с госбюджетом! – поднимает вверх указательный палец мужчина, оснащенный двойным подбородком, заложенным носом и куриными волокнами между зубами.

Я сижу напротив и внимательно его слушаю. Он снова подносит ко рту мертвую жирную птицу. Что-то бубнит. Разобрать трудно. Да я, если честно, и не пытаюсь. За пятнадцать минут в его обществе, мне удалось узнать запредельное количество политинформации. Сколько и куда уходит у нас сырья, как распределяется господдержка для малого и среднего бизнеса, почему нам так нужен демографический всплеск, а также отказ от консерватизма. Якобы, он тащит нас в прошлый век и не дает развиваться. В общем, геев просит он узаконить, а детям с первого класса преподавать азы сексуальной жизни. Как на западе. Откровенно. Без всяких подводных камней.

– Но у нас совершенно иной менталитет, – перебиваю я, не желая с ним соглашаться. – Нам нельзя так. Для русского человека все вышеперечисленное – аморальное, неприемлемое. Зачем же внедрять это?

– Затем, что меняется время. С прогрессом приходят иные ценности. Молодежь сама всего этого хочет. Вот только стесняется старшего поколения.

– Это потому, что мы неправильно их воспитываем. Даем слишком много свободы, вот они и поддаются дурацким соблазнам. Кому отдавать в руки будущее? Извращенцам?

Жирдяй мотает головой из стороны в сторону и снова жует лаваш. Мне хочется встать и уйти. Не устраивать с ним дискуссии. Но я сижу. Жду. Не время.

– А мне кажется, вы не правы.

– И в чем же? – отвечает мужчина с набитым ртом.

Я вздыхаю.

– Так было всегда. Мы слушали разную музыку, предпочитали различную кухню…

– И что?

– А то, что в Южной Африке всю жизнь бедствовали; в Монако же, в это время, расплачивались карточкой с безлимитом. В Катаре носили абайю, а на пляжах Копа Кабана, в Бразилии, выходили к воде в белых стрингах. Мы все мыслим иначе, живем иначе – так было на протяжении многих веков. Для чего же сейчас пытаться все изменить?

– Мы стали умней, мудрей. Для того и нужно.

– А, по-моему, мы превращаемся в зомби. Глобализация – яд. Всем не выжить. Арифметика очень проста.

– Не смей так говорить! – стукнул он кулаком по столу так, что курица взметнулась на несколько сантиметров и приземлилась мимо тарелки.

Его глаза наливались кровью, как у быка, бегущего за тореро. Он смотрел на меня секунд десять. Угрожающе. Злобно. Коварно. Потом перевел агрессивные очи наверх и замер. Его взгляд тут же преисполнился честолюбием. Я бросила взор туда же.