Мое злое сердце - стр. 12

– Обыкновенная физика, – прошептала я самой себе.

Но было что-то еще. Покашливание, шуршание, которое я тотчас узнала, хотя давно уже его не слышала. Это был все тот же мерзкий шум, который я слышала тогда. И теперь, в этом сером, замкнутом, полном темных углов, душном помещении с задернутыми шторами, с ухмыляющимся зайцем и гладильной доской, похожей на гигантское насекомое, этот невыносимый шум вернулся ко мне. Не медля ни секунды, я захлопнула альбом и швырнула его назад в коробку. Затем бросилась скорее к маме в кухню.

Когда передо мной на столе оказались большая стеклянная кружка с лимонадом и полная тарелка салата, спазм начал понемногу отпускать меня. Этой ночью я спала очень беспокойно, много раз просыпаясь в холодном поту. Вероятно, виной тому была жара, распространявшаяся с верхнего этажа. Или ощущение, что в темноте я нахожусь не одна.

Где-то к утру я наконец-то заснула по-настоящему. Когда я проснулась, была уже половина одиннадцатого, и я вспомнила о своем визите к психотерапевту – визите, который моя мама спланировала и о котором условилась почти за шесть месяцев до моего приезда в новый дом. Я побежала на кухню, залпом выпила стакан апельсинового сока и съела тост с мармеладом. На кухонном столике лежала записка:

Мама. Ей не слишком нравилось, когда я называла ее «мамусик». Это напоминало ей американские фильмы. Но «мама» казалось мне слишком детским, «мать» – слишком холодным. Ни за что я не хотела называть ее «Антонелла», хотя имя казалось мне красивым. Мне не пришло в голову ничего другого, кроме «мамусика», по-американски это звучало или нет.

Ровно в одиннадцать я постучала в дверь доктора Ф. Норда. Он сам открыл мне. «Ф» на бейджике означало Франк, как он объяснил мне по дороге к кабинету. Он привел меня в просторное светлое помещение рядом с жилой комнатой. Застекленная стена позволяла любоваться зимним садом, а оттуда были видны терраса и участок. Я радовалась красивому виду и прохладному воздуху, проникавшему через две открытые стеклянные двери.

Норд предложил мне занять место в одном из четырех удобных мягких кресел. Он сел напротив меня и налил нам обоим воды из хрустального графина. Нашу беседу он начал с безобидной болтовни, и у нас было время составить первое впечатление друг о друге. Он спросил меня, как прошли мои экзамены, как мне понравились Ульфинген и новый дом; наконец мы поговорили о жарком лете.

На вид Франку Норду было около сорока, но его подтянутое лицо и приятный голос делали его значительно моложе. Он понравился мне, и не только потому, что с самого начала называл меня Дора, а не Доротея. Доктор Форстнер в клинике Фаленберга долго не мог понять, что я предпочитаю свое уменьшительное имя. Норд имел приятный песочно-бежевый цвет, о котором напоминали удобные кресла и запах дубовой мебели в его кабинете. Так же, как светло-кремовый цвет его пуловера, надетого с легкими полотняными брюками, и его светлые, коротко подстриженные волосы, в которых уже мелькала первая седина.