Моё-твоё сердце - стр. 13

Плач тут же прекратился. Слёзы перестали рваться наружу и заливать простынь невидимыми лужицами. Зелёные глаза, полные непонимания и ужаса, уставились на меня.

– Тедди?

Я нашла её. Просто пришла на крик и нашла. Как бы я ни злилась на неё буквально двенадцать часов назад, сколько бы обид не копила за весь этот год, я была рада видеть свою Хейли. Теперь я не одинока. Теперь мы вместе в одной лодке. Главное, чтобы она не потонула.

– Поверить не могу. Так ведь не бывает.

Мой лечащий врач – высокий, сутулый мужчинка за сорок – и вся его свита давно покинули палату. Как только привели кривую моего сердцебиения в норму, так и поспешили прочь, в двух словах объяснив родителями, что всё в порядке.

– При черепно-мозговых травмах могут наблюдаться скачки давления или пульса. – Сказал он напоследок. – Травма головы, так или иначе, влияет на работу нервной и сердечно-сосудистой систем. Отсюда и тахикардия.

Он говорил так, словно меня здесь не было. Так, словно моё состояние – вполне себе обычное явление. В его мире – может быть, но не в моём.

Родители пытались разузнать о моём самочувствии чуть больше, но доктор – я глянула на его бейдж и увидела фамилию Макклири – тут же получил новый сигнал бедствия и умчался спасать кого-то другого, бросив в дверях:

– Срочный вызов. Я скоро вас навещу.

Он-то думал, что сам всё уладил. Взмахнул своей волшебной докторской палочкой и восстановил мои показатели. Пускай порадуется себе, но всё это сделал не он. А Тедди. Она схватила меня в объятия и утешала, пока я не задышала ровнее. Пока моё сердце не вошло в привычную колею.

Как такое может быть? Мы с ней здесь… неизвестно в каком измерении. Она может меня касаться, а другие даже не улавливают моего дыхания. Родители пережили настоящий шок, когда всё запиликало, как на концерте бездарного скрипача, но теперь снова заняли свои почётные места праздных наблюдателей у смертного ложа дочери.

Я ведь стояла здесь, около кровати. Чувствовала целую бурю эмоций внутри. Я не была мертва. Но, видимо, и жива тоже не была. Потому что тело моё лежало передо мной. И лишь вздымающаяся грудная клетка, да тот самый противный писк напоминали всем, что моё сердце бьётся.

Монитор отсчитывал каждый его удар, измерял моё давление и уровень кислорода. Мои родители молча слушали это надоедливое попискивание – для них оно было приятной мелодией. Как только его ритм собьётся снова, писк ускорится или прекратится вовсе – со мной случится что-то страшное. Они это знали и наслаждались размеренным монологом аппаратуры.

Голова моя напоминала один из клубков, что бабуля Грета держала у себя в корзинке для рукоделия. Только вместо ниток на мою головешку были намотаны бесконечные полоски бинтов. Как слоёный торт! Лицо всё в порезах. Точно, стекло ведь разлетелось вдребезги. А я и не помнила, как его осколки вонзались в мою плоть. Самый длинный – под правым глазом. Рифлёные края его зигзага смотрелись ужасно. Наверняка стекляшка вошла глубоко и открыла кровяные реки, потому что виднеются швы, искусно наложенные кем-то из местных хирургов.