Размер шрифта
-
+

Моё шестнадцатое лето… - стр. 4

– Давно не виделись! Целых пять минут! –начинаю гладить его за ушком. Через минуту прибегает папа, сразу пристегивая обратно поводок и вставая рядом.

Вот через досмотр проходит Женя. Светло-коричневая полоска грязи хорошо выделяется на фоне матовой черной ткани толстовки. Его заставляют вытащить все из карманов, и все те, кто думал, что Нарния находится в женской сумочке или шкафу, они просто это не видели1. Он достаёт семьдесят рублей мелочью, ключи от дома, брелок с изображением какой-то футбольной команды, зажигалку, ключи от мотоцикла, пружинку (откуда она?), половину стержня ручки, несколько скрепок и еще Бог знает, что. Затем также быстро запихивает все обратно по карманам, и как ни в чем не бывало подходит к нам.

После еще одной маминой проверки документов (миллионной за день), мы проходим к табло с расписанием. Мой поезд уже приехал, но пускать в него будут только в 9:30. Сморю на время – 9:11. Девятнадцать минут, чтобы найти делегацию и сопровождающего. Поворачиваюсь к маме и спрашиваю:

– Что тебе писала учительница? Где мы собираемся?

– В детской комнате ожидания, – сказала мама, сверяя номер поезда на билете и на табло.

– А где она? – снова не унимаюсь я.

– На третьем этаже, – говорит папа и оглядывается в поисках лифта.

Заметив стеклянные сооружения в другой стороне зала, мы направляемся к ним. Заходим внутрь, я нажимаю на кнопку с номером три, и кабинка приходит в движение.

Не понимаю, почему мы не могли собраться в обычном зале ожидания. На сколько мне известно, в делегацию входят мои ровесники плюс минус год. Согласитесь, сложно назвать нас детьми.

Выйдя из лифта, первым делом замечаю яркую детскую площадку. Яркий солнечный свет падает через панорамное окно на ряды кресел. Холодно-серые тени сливаются с тёмным полом. Светло-голубые стены визуально делают помещение более просторным. Здесь уже сидят люди. Судя по всему, это мои будущие соседи на месяц. Около каждого подростка стоят родители.

– Так… – мама достала из сумки свой любимый полосатый ежедневник, и стала что-то искать: – Вот! Нашла! Нам нужен Алексей, – после этих слов она убрала книжечку в сумку и достала зеркало, проверив не растеклась ли её любимая темно-вишневая помада. Это была одна из её привычек – частая проверка безупречного макияжа. Зачем она это делает – для меня навсегда останется загадкой. За всю свою жизнь я не помню, чтоб у мамы на людях растёрлась помада. Даже после ужина, она выходила из ресторана с идеально накрашенными губами.

– Здравствуйте! Вы из делегации? – спросила нас женщина лет сорока. На ее лице сияла ужасно натянутая улыбка с неровными зубами. Длинные накладные ногти до вмятин сжимали папки с бумагами, а огромные наращенные ресницы обрамляли яркие глаза. Её голубая блузка была вся усыпана пайетками, а ткань так сильно обтягивала полное тело, что в некоторых местах собралась в складки. Похожа она на ведьму. Если мою маму, одетую из собственного бутика, а если точнее, то в строгое сиреневое платье, с расшитым широким поясом, созданным по её эскизам, не вырвет на эту мадам с неприятным голосом, то я очень удивлюсь.

Страница 4