Моё родословие. Воспоминания - стр. 6
После раздела отец скоро разорился: сдохла лошадь, украли корову – вывели со двора (обули в лапти), а последнюю лошадь отобрали полицейские: поехал на базар в станицу Верхнеозерную, там подошли к лошади два киргиза, осмотрели её и через час привели полицейского, признали лошадь их, (подделали расписку на неё). Напрасно отец приводил односельчан, которые подтверждали, что серый жеребчик доморощенный, лошадь «улетела», а телегу привезли домой добрые люди.
И с тех пор отец до последних дней своей жизни богатым не был: лошадь, а иногда две, корова всегда была, птица и мелкий скот.
Моё счастливое детство и несчастное юношество
Начал я помнить с 1911 года – был окружён заботой своих родителей, семья состояла в то время из родителей, сестры Ирины, старше меня на 10—12 лет, и меня.
В 1911 году, голодным году, в хуторе Нижняя Чёрная Речка кормили нуждающийся народ за счёт государства. Котёл находился от нас через четыре двора, туда заходили с горшками, где получали хлеб и сваренную пищу, в этот котёл ходили и из Верхней Чёрной Речки (мужчину называли – Марун).
Флаг с красным крестом развевался на крыше жителя Матвея Юрьева, там жила и сестра милосердия, так в то время называли медицинских сестёр.
Наша семья из котла не довольствовалась, как видно, не нуждалась в этом, я помню: мать испекла хлебы ржаные, отец сказал: «Кушать можно!» И, припоминаю, как на новые места уехал Андрей Кузьмич Садчиков, и у него был сын Ванька.
Мне подарили календарь с хорошими картинками, которые я лепил на стены по настойчивому требованию сестры Ирины для украшения комнаты. Больше об этом годе я припомнить ничего не могу.
С малолетства отец учил меня читать молитвы и я их знал наизусть, взрослые удивлялись моим способностям, а родители радовались. Многие из пожилых заставляли меня читать «Отче наш», «Верую» и другие молитвы. Я читал, получал похваление: «Умненький», а иногда и гостинчик. Отец приучал меня петь эти молитвы вместе с собой, хорошо пела и сестра Ирина, вот из трёх лиц и состоял хор. Мать никогда не пела и никаких молитв не читала, да и ленилась молиться, то ли она не признавала всё это по своей неграмотности, то ли не хотела. Отец становится на молитву, читает вслух, я с ним вместе повторяю так же: становлюсь на колени, а мать никогда этого не делала, подойдёт к столу, раз, два, три махнёт рукой и уйдёт с улыбкой. Отец хватится – её нет, окончит молиться, начинает говорить и укорять: «Марфа, что же ты делаешь, не молишься, ведь ты на том свете можешь только страдать, вечно будешь гореть и не сгоришь!» Мать отвечала: «Михаил, я ничем не грешна, моя совесть чиста, не молюсь потому, что я ничего не знаю!» Отец говорит серьёзно, а мать отделывается улыбкой и смешками. Мама моя была всегда жизнерадостная, но никогда с нами не пела, у неё была своя любимая песня, тогда, когда отец был в отлучке. В зимние дни сидим на печке, мама поёт: