Мое имя Офелия - стр. 11

Когда они ушли, я выползла из воды и надела согретую солнцем одежду под прикрытием ветвей ивы. Сердце мое стремительно билось от волнения.

Наверное, кто-нибудь поговорил с моим отцом о моей невоспитанности. Вскоре после происшествия у ручья он купил мне новое атласное платье и гребни из рога для волос. Не привыкшими к подобной работе пальцами отец распутывал пряди моих волос и расчесывал их, пока у меня не заболела голова. Потом велел мне ходить вместе с ним, когда он отправляется к королю, делать реверансы и кивать головой в присутствии королевы Гертруды, но ничего не говорить.

– Не смотри на солнце, иначе ослепнешь, а стой в его лучах, и пускай они тебя согревают, – наставлял он меня. Это было одним из многих высказываний отца, которые он заставил меня запомнить.

Правда, Гертруда была такой величественной и прекрасной, что я боялась взглянуть на нее, даже когда она прикоснулась к моим кудрям и спросила, как меня зовут.

– Это Офелия, моя дочь и мое сокровище, точная копия ее покойной и горячо оплакиваемой матери, – величественно произнес отец раньше, чем я успела открыть рот.

Гертруда приподняла мою голову за подбородок, и я посмотрела ей в глаза, серые, глубокие и загадочные.

– У нее милое лицо, очень красивая девочка, – прошептала королева. – И очень живая, по-моему, – прибавила она с улыбкой.

Меня охватило смутное чувство тоски, я опустила глаза и присела в глубоком реверансе.

После одобрительных слов королевы Гертруды моя судьба изменилась, я стала одной из приближенных. В тот же день отправили слугу за моим маленьким сундучком. Отец улыбался и напевал себе под нос, он радовался за себя.

Однако мне не хотелось переселяться. Хоть я не питала большой любви к отцу, его общество было мне привычным. И я не хотела менять свои привычки.

– Я не хочу покидать тебя и Лаэрта, – умоляющим тоном просила я.

– Но я не могу о тебе заботиться. Я понятия не имею, как воспитывать юную леди. С такой задачей лучше всего справятся женщины. – Отец говорил так, словно это истина, очевидная для всех, у кого есть хоть капля здравого смысла.

Я упиралась каблуками в землю и сопротивлялась, пока он тянул меня за руку.

– Идем же, хватит капризничать, – сказал отец, но уже мягче. – Прислуживать королеве – большая честь.

– Но что мне делать, если она будет недовольна, или будет грубо обращаться со мной?

– Повинуйся ей. Вот и все! Иди скорее, девочка, не будь глупой, – приказал отец, снова теряя терпение. Потом он вложил мне что-то в ладонь. Это был миниатюрный портрет моей матери в золотой рамке. Я почувствовала, что во мне загорелся слабый огонек отваги.