Мое ходячее несчастье - стр. 1

На лбу у нее выступил пот, и она прерывисто дышала, но тем не менее казалась мне красивой. Привычный персиковый румянец потускнел, глаза не горели, как раньше, и все-таки она была прекрасна. Такой очаровательной женщины я никогда больше не встречал.

Ее рука свесилась с кровати, пальцы пошевелились. Мой взгляд упал на пожелтевшие ломкие ногти, потом поднялся до исхудавшего плеча и наконец остановился на глазах. Слегка приподняв веки, она дала понять, что видит меня. Я очень любил эту ее черту: глядя на мое лицо, она всегда видела именно меня, а не десятки вещей, которые ей предстояло переделать за день. И она не притворялась, будто слушает мои глупые истории. Она их действительно слушала, и ей было по-настоящему интересно. Другие просто кивали, думая о своем, но только не она. Ее внимание всегда было искренним.

– Трэвис… – Ее голос дрогнул. Она прокашлялась и приподняла уголки рта. – Подойди, малыш. Не бойся, подойди.

Папа дотронулся пальцами до моей шеи и подтолкнул меня вперед, не переставая слушать, что говорила ему сиделка. Он называл ее Беки. Первый раз она пришла к нам несколько дней назад. У нее был ласковый голос и внимательные, пожалуй даже милые, глаза, и все-таки она мне не нравилась. Я не мог объяснить почему, но ее присутствие меня пугало. Я знал, что она, наверное, помогает нам. Тем не менее появление этой женщины в нашем доме не было радостным событием, хотя папа с ней вроде бы вполне ладил.

Почувствовав папино прикосновение, я сделал несколько шажков вперед. Теперь мама могла до меня дотронуться. Она потянулась ко мне и погладила мою руку длинными изящными пальцами.

– Не бойся, Трэвис, – прошептала она. – Мама хочет тебе кое-что сказать.

Я сунул палец в рот и, теребя им десны, нетерпеливо закивал. Заметив, что мамина слабая улыбка стала чуточку шире, я решил почаще махать головой и сделал еще один шаг. Мама собрала оставшиеся силы и, приблизив ко мне лицо, глотнула воздуха.

– То, о чем я тебя попрошу, сынок, сделать будет очень непросто. Но я знаю, ты справишься, ведь ты у меня уже большой.

Я опять кивнул и улыбнулся в ответ на ее улыбку. Мне совсем не было весело, и я даже чувствовал, что не к чему улыбаться, когда мама выглядит такой уставшей и так плохо себя чувствует. Но она радовалась моему храброму виду, и я старался держаться молодцом.

– Трэвис, я очень хочу, чтобы ты меня выслушал и постарался не забыть мои слова. Это будет непросто. Я пыталась вспомнить все, что было со мной, начиная с трех лет, и я… – Она осеклась: боль стала нестерпимой.

– Совсем тяжело, Диана? – спросила Беки, втыкая иголку в мамину вену.

Через некоторое время боль приутихла. Мама еще раз вздохнула и опять заговорила:

– Сделаешь это для меня? Запомнишь, что я скажу?

Я снова кивнул. Она дотронулась до моего лица. Кожа была холодная, пальцы дрожали. Мама смогла продержать руку на весу всего несколько секунд и уронила ее на постель.

– Во-первых, не нужно стыдиться, если тебе грустно. Чувства – это нормально. Во-вторых, постарайся как можно дольше быть ребенком, Трэвис. Веселись, играй, делай глупости. – В маминых глазах блеснул огонек. – Ты, твои братья и папа должны заботиться друг о друге. Даже когда вырастешь и уедешь, не забывай иногда возвращаться домой. Это важно. Понимаешь? – (Я в очередной раз энергично махнул головой вверх-вниз, стараясь порадовать маму.) – Когда-нибудь ты влюбишься. Не соглашайся на малое. Выбери девушку, которую нужно будет завоевать, и борись за нее. Не переставая. Никогда, – мама сделала глубокий вдох, – не прекращай бороться за то, чего ты хочешь добиться. И никогда, – она сдвинула брови, – не забывай, что мама тебя любит. Даже если ты меня не видишь. – По ее щеке покатилась слеза. – Я всегда, всегда буду тебя любить.

Она судорожно вздохнула и закашлялась.

– Достаточно, – сказала Беки, засовывая какую-то смешную штуковину себе в уши и прикладывая ее другим концом к маминой груди. – Пора передохнуть.

– Времени нет, – прошептала мама.