Многоточие - стр. 9
Немов слушал ее и представлял своей женой. Вот они идут под алтарь – нарядные, щеголеватые, играют пышную свадьбу, а может просто расписываются (разве это важно?) и ждут появления малышки. Она рождается с мамиными глазами, с теми, что меняют цвет от настроения. Она прекрасна, как восход на пляже у моря, тянет к Саше крохотные ручки и сучит нетерпеливо ножками. Немов берет ее – осторожно, боязливо. Это мгновение он запомнит навсегда, а впереди еще много таких мгновений, радость только-только набирает обороты. Он кладет дочку рядом с Аней, целует жену в изможденное лицо и садится рядом…
– Вам тоже нужно дочку, – сказала Точкина, и от ее слов в животе у Немова завелся зловещий холод.
«Нет, не видит она во мне достойного мужчину, – подумал Саша. – Видимо, не того я полета птица, чтобы изменить её жизнь».
После встречи Немов грустил. Осень запомнилась ему дождями и хандрой. Опускались руки, и день за днем он ходил в подавленном настроении. Спасали работа и творчество, в которые он окунулся с головой, стараясь не думать об Ане, но все равно думал, тешил себя надеждами, строил планы и понимал, что им не суждено сбыться. Тот взаимный интерес мужчины и женщины – он был, есть и будет, но не перейдет на новый уровень по множеству причин. Саше было больно от Аниных слов, однако после них он зауважал девушку сильнее.
«Боже, если ты слышишь меня, пусть Точкина станет наконец счастливой, – думал Немов. – Она не заслуживает бед, что свалились на нее. Нельзя, чтобы хорошие люди страдали».
Бог молчал. Лишь хмурые облака покоились в подмосковном небе, куда устремил свой взор Саша.
Жизнь Немова превратилась в рутину. Кормилец-салон, где трудились косметологи, начал тяготить: светло-фиолетовые стены давили, и Саша затеял было ремонт, нанял мастера, тот перекрасил одну из комнат в кремовый белый цвет, девочки-администраторы заказали аквариум, но эти изменения настроения не улучшили. Немов рассчитал мастера, отпустил его с миром, оставил салон на управляющую и уехал в отпуск. Побывал в Риме, в Барселоне и в Праге, немного развеялся европейскими каникулами, но те чувства, что зрели в нем, не успокаивали, а, наоборот, раззадоривали. Он был далеко от своей любви, не мог зайти к ней на огонек, и, гуляя по римским развалинам или обедая в пражском ресторане, думами переносился в кабинет заведующей детского сада, в тот тихий уголок, где сидела за рабочим столом девушка, что так манила к себе. Не отвлекали Сашу ни экскурсии, ни ходьба по красивым центральным улочкам, уложенным брусчаткой, ни солоноватый морской воздух в барселонском порту, ни занимательные рассказы гидов.