Многоточие - стр. 32
«Как я могла всё это бросить?», – корила Громова себя.
Родным повеяло от изумрудных красок… Закрутились в памяти моменты, как осушали болота, засеивали поля цветами, а в перерыве обедали с отцом на лужайке, спрятавшись в тени робота. Руки отца, крепкие, любящие своё дело, осторожно счищали скорлупу с яиц или кожуру с картошки: Роман любил простые обеды, называя их «крестьянскими».
– Мы так с бабушкой в огороде сидели. Расстелем скатерть на траве, вытянем ноги, чтобы те отдохнули, и трапезничаем, – рассказывал он. – Бабушка всегда так говаривала, хоть и из бедной семьи. Начитанная была, и нас достойно воспитала. Питались скромно: яйца, картошка, консервы, изредка котлеты домашние, огурцы, помидоры, редиска, лук зелёный, – красота! Всё с грядок, родное, без химии.
– Когда-нибудь и здесь такой пикник получится! – поддерживала Надя.
С отцом увиделись за обедом. Роман был угрюм. Выслушав Надины замечания по озеленению, нахмурился ещё сильнее.
– Пока лучшие кадры покидают отделы, приходится работать с молодыми. Ошибаются пока, ничего не поделаешь.
– Что это вы разбрасываетесь кадрами? – шуткой ответила Надя.
– Не ценят кадры хорошее отношение, – ответил Роман.
Они немного помолчали.
– Знаешь, я, наверное, была не права, – сказала Надя. – Не стоило тогда уходить.
– Такты возвращайся, дорога назад вроде не закрыта.
– Что люди скажут? Ушла, попробовала. Не получилось – вернулась.
– А что тебе люди? Люди за тебя жизнь живут? Им как ни делай – всё неправильно.
Надя хотела отказаться, но взглянула на отца, и язык не повернулся.
– Сегодня напишу заявление о переводе обратно, – сказала она. – Если ты, конечно, примешь меня.
– Что я зверь какой родную дочь не принять! Хорошо, что возвращаешься. – Голос отца потеплел. – Никто не потянул отдел после тебя. Кто-то не справился, кто-то отказался. Я замаялся за это время. То тут, то там, за всеми приглядывай.
Дима Майер огорчился, но заявление подписал. Громова не согласилась ни на повышение зарплаты, ни на сокращение трудового дня, ни на две недели добровольной отработки. На испытательном сроке она могла перевестись одним днём, чем и воспользовалась.
Когда дверь за Надей закрылась, Дима выждал паузу и врезал кулаками по подоконнику. В нём кипела злоба на Лимбу, на его ненужные игры в любовь с Громовой, на потерю ценного сотрудника, и тут как обухом по голове – бах! – и ценный сотрудник уносит знания с собой. Громова была одной из немногих, кто умел управлять роботом сразу, без привычки, без «притёрки» к искусственному интеллекту, единственная, кто командовала отрядом через своего «меха»…