Многочисленные Катерины - стр. 3
Но большую часть этих четырнадцати часов Колин посвятил тому, что читал и перечитывал запись Катерины XIX:
«Кол!
Мы многое пережили вместе. И нас еще многое ждет впереди.
Я шепчу снова, снова и снова:
ЛЮБЛЮ ТЕБЯ.
Вечно твоя,
К-а-т-е-р-и-н-а».
В конце концов он решил, что на кровати лежать в его состоянии не стоит, потому что там слишком удобно, и перебрался на пол. Лег на спину, распластав ноги по ковру, и принялся подбирать анаграммы для слов «Вечно твоя», пока не нашел ту, которая ему понравилась: «Что я внове?» Он лежал, размышляя над тем, внове ли он, и повторяя про себя признание Катерины, которое успел выучить наизусть. Ему хотелось заплакать, но вместо этого он ощутил боль в солнечном сплетении. То, что он сейчас чувствовал, было куда хуже слез. Слезы, пусть самые горькие, дополняют тебя. А его чувство было опустошающим.
Вечно твоя… Что я, внове?
Он думал и думал об этом, а жгучая боль под ребрами все нарастала. Было так больно, будто ему задали самую сильную в его жизни взбучку. А ведь ему было с чем сравнить.
[два]
Колин лежал и страдал до десяти вечера, пока в его комнату не ворвался без стука лохматый и довольно упитанный юноша, ливанец по происхождению. Колин повернул голову, прищурился и посмотрел на него.
– Что стряслось? – спросил Гассан, едва не срываясь на крик.
– Она меня бросила, – ответил Колин.
– Да, я уж слышал. Эй, зитцпинклер[3], я бы тебя с радостью утешил, но содержимым моего мочевого пузыря сейчас можно пожар потушить!
Гассан промчался мимо Колина и распахнул дверь в туалет.
– Что ты ел, Одинец? Пахнет как… ФУУУ! БЛЕВОТИНА! БЛЕВОТИНА! ФУУУ!
Гассан кричал, а Колин равнодушно подумал: «А, да. Туалет. Забыл смыть».
– Прости, если промазал, – сказал Гассан, возвращаясь в комнату. Он сел на край кровати и легонько пнул Колина, лежащего на полу. – Мне пришлось зажимать нос обеими руками, так что палка-громыхалка болталась, как маятник.
Колин не засмеялся.
– О, вижу, тебе и правда фигово, потому что а) шутки про палку-громыхалку – лучшие в моем репертуаре и потому что б) как можно забыть смыть собственную блевотину?
– Хочется сдохнуть, – монотонно произнес Колин, уткнувшись в сливочного цвета ковер.
– О боже! – вздохнул Гассан.
– У меня была мечта: добиться чего-то в жизни и завоевать ее любовь. И посмотри, что получилось. Нет, ну правда, посмотри, – с надрывом сказал Колин.
– Да смотрю я, смотрю. И скажу тебе, кафир[4], не нравится мне то, что я вижу. И то, что я чую носом, – тоже.
Гассан лег на кровать с таким видом, будто пытается оценить масштаб бедствия.
– Просто я… неудачник. Что, если на этом все и закончится? Что, если через десять лет я буду сидеть в офисе, возиться с цифрами и запоминать результаты бейсбольных матчей на спор? Что, если ее со мной не будет, а я ничего не добьюсь и останусь полным ничтожеством?