Многочисленные Катерины - стр. 12
Когда Гассан Харбиш появился в Кальмановской школе – десять лет до этого он учился дома, – он был довольно умен, хотя, конечно, не дотягивал до вундеркинда. На уроке алгебры он сидел с Колином. Но они не общались, потому что Колин не проявлял ни малейшего интереса к тем, кого не звали Катерина. Он не выносил учеников Кальмановской школы, что было вполне разумно, потому что большинство из них его тоже не выносили.
Через две недели после начала занятий Колин поднял руку, и миссис Соренштейн сказала:
– Да, Колин?
Колин прижал руку к левому глазу под очками. Ему явно что-то сильно мешало.
– Можно выйти на минутку? – спросил он.
– У тебя есть уважительная причина?
– Кажется, у меня ресница застряла в пупиллярном сфинктере, – ответил Колин, и весь класс заржал. Миссис Соренштейн отпустила его, и Колин пошел в туалет. Глядя в зеркало, он убрал ресницу из глаза, где и в самом деле находится пупиллярный сфинктер.
После уроков Гассан подошел к Колину. Тот меланхолично жевал сэндвич с арахисовым маслом на широкой каменной лестнице у задней двери школы.
– Слушай, – сказал Гассан. – Я в школе новичок, но уже понял, что говорить можно, а что нельзя. Про сфинктер – нельзя.
– Это такая мышца в глазу, – покраснел Колин. – Я просто умничал.
– Послушай, чувак. Нужно знать свою аудиторию. На съезде офтальмологов ты бы сорвал овацию, но на уроке алгебры никто в толк не возьмет, откуда у тебя там вообще ресница взялась.
И они стали друзьями.
– Честно сказать, Кентукки мне как-то не очень, – выдернул его из воспоминаний голос Гассана.
Колин окинул взглядом парковку. Нет. Нет ни следа пропавшего кусочка.
– Мне здесь все напоминает о ней. Мы с ней собирались в Париж. Мне самому в Париж ни капельки не хочется, но я все время думаю, как бы она обрадовалась, побывав в Лувре. Мы бы ходили в лучшие рестораны, пили бы красное вино. Мы даже уже искали в Интернете подходящий отель. Нам как раз хватило бы денег, которые я выиграл в «Умных детях»[13].
– Слушай, друг, если Кентукки напоминает тебе Париж, дело совсем плохо.
Колин оглядел плохо постриженный газон. Потом бросил взгляд на надпись, которую старательно вырезал Гассан.
– Багеты, – сказал он. – В Париже едят багеты.
– Фу ты, – выдохнул Гассан. – Слушай, дай мне ключи.
Колин сунул руку в карман и швырнул ключи на стол. Гассан схватил их, встал и направился к Сатанинскому катафалку. Колин обреченно поплелся за ним.
Они проехали еще сорок миль, но все еще были в Кентукки. Колин, свернувшись в клубок на переднем сиденье, уже засыпал, когда Гассан воскликнул: