Мнемозина - стр. 4

Игорь вздохнул и принялся грызть ногти.

– Я просто хочу, чтобы все кончилось как можно скорее, – безжизненно прошелестел он.

– Все кончится очень быстро, – успокоил я. – Если только вы будете действовать по плану.

Я расплатился и торопливо направился к машине, оставив Игоря сидеть за столом. Город плавился от удушливой жары. Я чувствовал, как пот выступил у меня под мышками, а липкая капля пробежала по спине между лопатками. Поспешив нырнуть в салон, я включил кондиционер и, подставив холодному воздуху разгоряченное лицо, мрачно предположил, что парень откажется от битвы, принеся себя в жертву.

За несколько дней до этой встречи я сидел в офисе, пристроившись на подоконнике, курил и думал об Игоре. Учитывая размер состояния, охотников вести дело в суде было немало, но Игорь выбрал меня, и причина тому была одна. Любой, кто не боялся вступить в бой с Соколовым-старшим, автоматически становился для Игоря героем. Наша позиция была безупречна: незаконное удержание, что почти приравнивалось к похищению, растраты денежных средств, угрозы и шантаж. Все, что меня беспокоило, так это не струсит ли Игорь в последний момент. И, кажется, опасения оправдались. У меня не было уверенности, что перед заседанием он не заберет исковое заявление из суда, и тогда я вынужденно умою руки.

Беспокоиться об этом я не стал. Я сумел изолировать Игоря от отца до суда, и, если он не выйдет на контакт с отцом сам, все будет хорошо. Я убедил его девушку – расчетливую, хитрую, готовую биться за наследство насмерть, что она должна оберегать инфанта от всяческих посягательств, и, кажется, она прониклась. Возможность, что Соколов доберется до сына, все-таки была. Но удача уже отвернулась от него в тот день, когда перепуганный мальчишка, решительно выдвинув вялый подбородок, попросил у меня защиты.

Я согласился. Тогда, уже несколько месяцев подряд, я старался загрузить себя работой по горло, засиживался допоздна и даже ночевал в жестком неудобном кресле, надеясь, что усталость возьмет свое. Но все это бесполезно. Они продолжают приходить ко мне, и я не знаю, где сон, а где реальность, просыпаясь от прикосновения холодных пальцев. Перед самым рассветом, в час, когда мои жена и сын умерли, ветер раздувает шторы в моем доме или в гостиничном номере, и сквозь тревожную дрему я слышу их тихие всхлипы и шепот, зовущий за собой. И тогда я просыпаюсь, глядя на запотевшие зеркала, где иногда отчетливо видны отпечатки маленьких ладоней. Мои руки тянутся к ящику стола с припрятанным «ПМ», и я думаю, что это – самый лучший, самый простой выход прекратить страдания и боль. И тогда я сползаю на пол, сжимаюсь в ком и вою, пока могу чувствовать и думать.