Мне больно, Олег! - стр. 5
Но нынче, оказывается, все прыгалки безопасные. В мягкой оплетке, толстые. Такими заехать по ногам совсем не больно. А старых добрых резиновых, жгучих и жестоких, больше нет. Где ж народ их берет? Старушек грабит?
Зато в том же магазине я натыкаюсь на отдел товаров для здоровья и опытным взглядом выцепляю острые «клыки» иппликатора Кузнецова, и мысль оформляется сама собой…
Кати верещит как резаная, закатывает глаза и отъезжает в рекордные сроки. Я намотал на нее ремни кое-как, руководствуясь только эстетикой, и они перетягивают ее в самых непредсказуемых местах, оставляя следы. Ошейник смотрится не так горячо, но зато, когда она дергается, подвешенная на цепи, он впивается шипами ей в шею и добавляет отменных ноток в мучения.
– Только ты можешь быть таким безбашенным, чтобы довести меня…
В ее глазах боль и редкое для этой мазохистки удовлетворение.
– Только с тобой я могу ставить любые эксперименты, – говорю я.
Это звучит как взаимное признание в любви садиста к мазохистке.
Но я вру.
Кати жесткая, ее не пробить просто так, надо стараться, включать фантазию, извращаться. И шанс довести ее чем-нибудь новеньким просто вызов для меня. Но сессия с ней как для подростка-девственника «Камасутра». Эксперимент ради эксперимента. Пацан еще не знает, что настоящее удовольствие в сексе не от как можно более хитрой позы. Зато я знаю, что с Кати у меня не удовольствие, а работа. Зато прослышав про нее, приходят другие девочки…
– Привет, я Маша, я новенькая и хочу, чтобы ты стал моим первым…
При взгляде на меня, она «плывет». Еще бы. Стою, вытирая пот со лба, на белой футболке брызги крови, в штанах внушительный бугор и похлопываю по ладони плеткой.
Палач как он есть, а девочки любят опасных мужчин, которые способны хладнокровно причинить им боль.
– Снимай платье, ложись на живот, – командую я. – Руки вытяни вперед.
И ловко пристегиваю ее к скамье, чтобы не елозила.
Но она все равно елозит, оглядывается на меня, глаза темные из-за расширившихся зрачков, и я чувствую, что вот-вот все сойдется, все звезды встанут в ряд, и я получу то, что…
– Будьте жестоки со мной, хозяин… – дрожащим голосом говорит она. И портит все к чертям.
Как я уже сказал той дурочке в магазине, я плохой хозяин. И господин тоже плохой. И папочка.
Меня бесят эти обращения, меня бесит эта идиотская игра в подчинение, без которой ни одна девочка не согласна лечь под мою плеть. Какой-то кружок юной актрисы в деревенском театре! Как нелепо выглядит, когда они становятся на колени и целуют руки…
И только после того, как я как следует ее унижу, оставлю след своих военных ботинок на груди, она даст то, что нужно мне. Свою боль.