Мизерере - стр. 2
– Святой отец Саркис.
– До меня? А почему именно вас?
– Я его прихожанин.
Тот нахмурился, так что брови слились в сплошную черную линию.
– Вы – в армянском храме Иоанна Крестителя, – пояснил Касдан. – А я армянин.
– Как вы так быстро сюда добрались?
– Я уже был здесь. В церковной конторе на другом конце двора. Отец Саркис обнаружил труп и попросил взглянуть. Только и всего. – Он показал руки. – Перчатки взял в машине. Вошел через главный вход, как и вы.
– И ничего не слышали? Я хочу сказать, перед этим. Шум борьбы?
– Нет. Из конторы не слышно, что происходит в церкви.
Верну сунул руку под куртку и достал мобильник. Касдан не сводил глаз с цепочки и перстня с печаткой. Настоящий опер. Вульгарный увалень. Эти детали вызвали у него прилив нежности.
– Кому звоните? – спросил он.
– В прокуратуру.
– Уже.
– Что?
– Я связался со своими бригадами.
– Вашими бригадами?
Снаружи на улице Гужона завыли сирены. Неф мгновенно заполнили криминалисты в белых комбинезонах. Несколько человек с хромированными чемоданчиками в руках уже поднимались на галерею. Шедший первым светло улыбался из-под капюшона. Уг Пюиферра, один из руководителей службы криминалистического учета.
– Касдан! Неугомонный ты наш.
– Жив курилка, – улыбнулся армянин. – Ты здесь все прочешешь?
– Будь спок.
Верну то и дело переводил взгляд с криминалиста на отставного сыщика. Похоже, он был ошеломлен.
– Уходим, – приказал Касдан. – Все мы здесь не поместимся.
Не дожидаясь ответа, он спустился вниз. По всей церкви уже сверкали вспышки, и криминалисты с пакетиками в руках сновали между стульями, снимая отпечатки пальцев.
Справа от апсиды показался отец Саркис. Белый воротничок. Строгий костюм. Черные брови и волосы с проседью, как у Шарля Азнавура. Он дождался, пока Касдан подойдет поближе, и прошептал:
– Просто невероятно. Не понимаю…
– Ничего не украли? Все проверил?
– Что тут красть?
Святой отец говорил чистую правду. Армянская церковь отвергает идолопоклонство. Никаких статуй, совсем немного картин. В храме не было ничего, кроме масляной лампы и двух-трех позолоченных престолов.
Касдан молча смотрел на священника. Старик держался стойко. Черные глаза выражали покорность судьбе. Ту покорность, какую обретает народ, переживший две тысячи лет гонений, или человек, вся жизнь которого прошла в изгнании, а родня уничтожена геноцидом. И виновные отказываются признать свое преступление.
Он оглянулся. Неподалеку Верну, отвернувшись от него, что-то шептал в телефон.
Он подошел и прислушался.
– Откуда я знаю, что он тут делает? Ага… Как пишется фамилия? Без понятия. Как-как? Капкан?