Мистер Скеффингтон - стр. 16
Сэр Стилтон – равнодушный, невозмутимый – сидел напротив, но Фанни его словно не видела. Невозможно, думала она, менее чем за полгода столь катастрофически измениться: так не бывает, чтобы за короткий срок прекраснейшее из творений Господа Бога превратилось в оскорбление для взоров. Или бывает?
Сэр Стилтон, отвратительный мужлан, однако, не унимался:
– Теперь, когда дни любви для вас прошли безвозвратно…
Не все же ему перебивать Фанни – на сей раз она оборвала тираду, слишком сильно задетая, чтобы помнить об осмотрительности.
– Ради бога, объясните, – воскликнула она, и вспыхнула, и вскинула подбородок (то есть подставила под бесстрастный взгляд именно те телесные локации, к которым Елена советовала применить экстракурс процедур), – почему вы решили, будто они прошли, да еще и безвозвратно? Откуда вам знать – быть может, я прямо сейчас переживаю период, который вы назвали днями любви?
(В конце концов, Дуайт примчится к Фанни, стоит ей только пальчиком шевельнуть, – и про экзамены забудет. Или – под Байлзовым взглядом мысли Фанни снова заметались – не примчится?)
– Моя несчастная леди, – только и сказал сэр Стилтон.
Повисло молчание. Двое смотрели друг на друга: губы сэра Стилтона выдавали сардонический настрой, руки сэр Стилтон поставил домиком; Фанни же была слишком уязвлена, чтобы говорить.
Какими вульгарными мужчинами полон этот мир, думала Фанни; хвала Господу, они принадлежат к низам, и есть мужчины другие – они иначе смотрят на женщину, они женщину боготворят, они клянутся, что жить без нее не смогут. По крайней мере, такие клятвы Фанни выслушивала прошлой осенью – а ведь прошлая осень была совсем недавно, разве нет?
Вне себя от гнева, Фанни буравила взглядом мерзкого Байлза: как он посмел ее жалеть? – но даже в эту минуту сомнения умножались, принимали более отчетливые формы, заползали, подобно промозглому туману, прямо к Фанни в сердце. Допустим – всего на миг, сказала себе Фанни, – что Байлз прав: что она и впрямь достойная сочувствия женщина во власти иллюзий. Допустим, жизнь вот-вот прекратит баловать ее теплом и счастьем (может быть, уже прекратила), что тогда? Что делать такой женщине? Как протянуть вторую половину срока, отпущенного ей в этом странном мире, пройти еще два этапа – пожилой возраст и старость (отсчет начнется в день ее пятидесятилетия)? Чем заняться женщине – бездетной, без каких-либо талантов, без особых интересов? Прежде ее интересы сводились к друзьям и красоте, – и жизнь текла легко и радостно; теперь же ситуация отягощена тем обстоятельством, что по уважительнейшей из причин эта бездетная женщина избавилась от мужа. Помнится, окружающие превозносили ее доброту, говорили, что у нее чудесный характер, но ведь не трудно проявлять щедрость и доброту, когда имеешь все; мало того – когда имеешь все, невозможно вести себя иначе. Доброта была обусловлена счастьем, питалась от счастья. Останется ли Фанни столь же доброй, щедрой, снисходительной и так далее на новом жизненном этапе – в годы, что лежат перед нею, как неведомая земля за верстовым столбом с надписью «50»? Уж конечно, там, после пятидесяти – холод; он будет нарастать с каждым годом, что станет раздевать Фанни подобно разбойнику с большой дороги. Ей вспомнилась давешняя хозяйская дочка. «Тугощекая юность» – так Фанни вчера подумала. Снисходительностью тут и не пахнет. А как насчет доброты? Надолго ли хватит доброты, когда никому дела уже не будет, добра Фанни или нет? И не пора ли уже избавляться от этой привычки – манить пальчиком? Раньше Фанни улыбалась, поднимала пальчик – и тотчас все бросались к ее ногам. Жалкая выйдет сцена, если теперь этот жест не встретит ни единого отклика, ни единого, даже слабого, порыва!