Мистер Эндорфин - стр. 7

Наконец, прямо перед крыльцом что-то угрожающе зашуршало. Я зажмурился, оставив узкую щелочку-бойницу в правом глазу. Из клокочущего Виями мрака на авансцену вышел довольно упитанный еж.

Еж был размером с маленького поросенка. Такой сильно небритый поросенок-карлик. Очевидно, он пролез к нам во двор под калиткой, зацепив ее своей выдающейся задней частью и произведя тем самым тот громогласный лязгающий звук.

Я не стал больше искушать судьбу и поспешил вернуться в дом.

«Не боятся только дураки», – бурчал я себе под нос.

Я запер дверь изнутри на два оборота: местные поговаривали, что кто-то видел в округе лягушек размером с крокодилов.

А молоток у меня всего один. Да и паутина не казенная.

«А что подумал Кролик, никто не узнал, потому что он был очень воспитанный».

Воспитанность для пьер-ришаров – настоящая ахиллесова (кроличья) пята. Она усложняет и без того сложное, затормаживает заторможенное и делает таких сложносочиненных кроликов беззащитными перед прямолинейностью мироздания.

У меня есть одна вежливая навязчивость: я не могу не поздороваться. Даже если это незнакомец. Даже если это кот или голубь, черт побери.

Однажды у себя в офисе я зашел в туалет (разговоры про воспитанность почему-то часто заканчиваются туалетом – неоднократно это замечал). Там над раковиной склонился кто-то из моих коллег: из-за некой анонимности позы я не смог разобрать, кто именно. Коллега мыл руки.

Поприветствовать его классическим ортодоксальным способом было невозможно. Я уже собирался на сей раз изменить своему кодексу, но моя прабабушка-дворянка дернула меня за гены: ты должен поздороваться любой ценой!

И я нашел элегантный выход из положения.

«Извини, не могу поздороваться, не узнаю тебя сзади», – сказал очень воспитанный Кролик.

И как только я произнес это вслух, мой внутренний филолог упал в обморок.

Я молился про себя, чтобы у раковины оказался один из моих корешков, знающих все мои кащенки, аха, аха, как поется в песне.

Человек у раковины выпрямился, обернулся и посмотрел на меня.

Нет, передо мной стоял не один из моих корешков. Более того, это был вообще не наш сотрудник.

А какой-то посторонний, незнакомый мне мужчина, видимо, пришедший на встречу к кому-то из коллег.

Да, я забыл упомянуть одну важную деталь: человек у раковины выпрямился, обернулся и недоуменно посмотрел на меня. Недоуменно, именно, это точное слово.

Сразу вслед за внутренним филологом в обморок попадали мой внутренний трус, внутренний пессимист и внутренний (получается – дважды внутренний) интроверт, один за другим, как домино. Последним в обморок с жутким грохотом упал мой внутренний стержень.