Миссия сдвига на Фа# - стр. 10
В следующую секунду Константин понял, что летит с обрыва кубарем вниз.
Хмель – как рукой сняло! Сердце бешено колотилось, а мозг отстранённо считал кувырки:
«Песок – небо, трава – небо, щебёнка, твою мать!!!»
– Во народ пошёл! – проговорил Хулиан, провожая, закубырявшего вниз по холму Костю отстранённохолодным взглядом.
– Что случилось коллега? – отозвался Станиславский.
– Знаете, о чём он сейчас думает, профессор? Ему – до смерти четыре шага, а он гадает: спёр я у него ключи от машины, прежде чем сбросил под откос, или нет?
– Наш человек! – покачал головой Алексеев. – Да… Автомобильный синдром окончательно закрепил точку сборки москвичей в мире колеса времени.
– Ничего, ещё один кульбит, и мы её сейчас оттуда вышибем! – прорычал Хулиан.
– Обрыв! – закричал Костя, рухнув, после очередного кувырка, в разверзнувшуюся под ногами бездну.
Паника сменилась ударом тока в солнечное сплетение и рывком за лопаточную область назад вверх, навстречу сияющему солнцу.
Константин явственно ощутил себя парящим над долиной Клязьмы, подобно воздушному змею, и летящим кубарем под крутой откос, одновременно.
– Кья-кья-кья! Взвейтесь соколы орлами! Да здравствует, Великий Вождь и Учитель всего трудового индейского народа, товарищ Кецалькоатль! Ура, товарищи! !! – неслось откуда-то сверху.
– Верю! Верю! – радостно вторил снизу голос Станиславского.
– Так тебя, Большое Гнездо, видимо за это прозвали Хулианом? – Алексеев хитро сощурился, глядя сквозь пенсне на собеседника.
– Да и «гнездом» тоже за это, – усмехнулся индеец.
– Бывалыча, подведёшь ни о чём не подозревающего кандидата к этому обрыву, и как дашь ему хорошего пинка из гнезда, так сказать! А он летит, и склоняет моё «имя» во всех вариантах. С этой горки у меня кто только ни летал! И все кричали в полёте именно «Хулиан!». Правда, зачастую, по слогам. Мне сдаётся, что современное «хулиган» это видоизменённое моё нагвальское прозвище.
– Что ж, думаю, для такой роли другое вряд ли подойдёт! – согласился с собеседником Станиславский.
– Техника расщепления сознания стара как мир. Имя Хулиан, видимо, такое же старое, – резюмировал индеец.
Став на самый край обрыва, дон Хулиан задумчиво наморщил лоб и скривил рот, словно что-то рассчитывал в уме.
– В нашем деле, ведь, что главное? – наконец, проговорил он. – Главное – с градусом не ошибиться!
При этих словах индейца Алексеев поднял стоящую у ног бутылку и начал внимательно изучать этикетку.
– Да нет, профессор! Я не об этом. Это я про уклон, конечно! – рассмеялся Хулиан. – С отвесного склона – кости переломает, а с пологого – испуга не будет. А без шока мозг не отключить, и до центра восприятия эфирного дубля не добраться. М-да-а! Люди и в средневековье-то не хотели замечать дырки и ляпы на холсте реальности. А уж современному замороченному человеку не то, что остановить мир, чтобы познать его дискретность и многомерность, самому остановиться некогда. Мало им этой доминантной морочащей действительности, так они ещё вторую придумали, – кино, телевидение, интернет! Времени на то, чтобы потыкать носом в сумерки полотно с изображением очага, не остаётся совсем. Вот потайная дверца-то и заржавела.