Миссис Марч - стр. 36
У банкира на губах заиграет улыбка, и он опишет проститутку Джоанну и то, как с ней никто не хотел спать, даже ее постоянные клиенты.
– На самом деле книга очень неплохая, – скажет банкир. – Говорят, что этот хитрый ублюдок получит Пулитцеровскую премию за оскорбление собственной жены.
Они посмеются над этим немножко виновато, потом жена заметит, что ей очень жаль – жаль, что все так получилось, ведь она считала Марчей счастливой парой.
– Ну, теперь мы знаем правду.
Миссис Марч задумалась, как другие женщины вынесли бы это унижение, если бы оказались на ее месте. Определенно, Патриция, эта простушка из пекарни с вьющимися волосами и глупым тестообразным лицом, пришла бы в восторг от того, что ее муж написал с нее жалкую проститутку. Ей было бы плевать на мнение кого-то еще. Но хотела ли сама миссис Марч быть женщиной такого типа? Женщиной такого типа, который совершенно не волнует свой образ, то, как ее видит мир? Она попыталась представить, как бы все это восприняла Габриэлла. Но подобное никогда не произойдет с Габриэллой, пришла она к выводу, и почувствовала себя несчастной. Несомненно, Габриэллу изобразили бы как привлекательную, уязвимую, но при этом стойкую и неунывающую богиню, такую, из-за которой герои мужского пола дерутся на дуэлях и умирают. Вероятнее всего, получилась бы менее глубокая героиня, менее «реалистичная» (в любом случае что там с реализмом, раз люди его так хвалят?), но гораздо более привлекательная. Конечно, проблема миссис Марч заключалась не в том, что Джоанна была непривлекательной. Проблема заключалась в том, что у людей не оставалось сомнений в том, что и она сама тоже.
Гости вообще заметили, что она ушла? Или они испытали облегчение? Она подумала, не переодеть ли это глупое платье, может, надеть что-то попроще, посексуальнее, но ведь все это заметят, будут ее судить, оценивать, решат, что ее слишком волнует чужое мнение. Миссис Марч страстно желала какой-то мести, и, хотя кража портсигара Габриэллы (который она снова убрала в бюстгальтер) несколько успокоила этот зуд, они заслуживали чего-то похуже. Она стала мечтать о том, как их отравит – мышьяком. Джордж однажды сказал ей, что в Викторианские времена яд хранился в каждом доме. Мышьяк свободно продавали всем, никаких законодательных актов по этому поводу не существовало. Он использовался в красках, которыми красили стены и платья. Она могла бы подать им еще один десерт – отравить их всех тостами с сыром и опиумом. Она представила, как они все валятся у нее в гостиной, потом наступает тишина – странное затишье после такой шумной вечеринки, а она сама переступает через тела – ошеломленная и словно в трансе.