Мисс Страна. Шаманка - стр. 21
Именно поэтому он никогда не убивал пластических хирургов.
Он убивал только женщин.
Только самых красивых из тех, кто оскорбил его чувства, изуродовав себя.
Первой жертвой его гнева стала его невеста.
Они вместе учились на втором курсе. Нет, нельзя сказать, чтобы Мила была так уж красива. Она, конечно же, не могла бы сравниться с теми женщинами, чьих лиц он будет бережно касаться в своем будущем, превращая их красоту в неземное совершенство, достойное того, чтобы быть запечатленным дорогостоящей фотоаппаратурой. Но на всем потоке Мила была самой красивой.
А потом она закачала себе что-то в губы.
Губы у нее были нежные, кораллово-розовые, такие узкие и атласные, будто лепестки, и так же изящно изогнутые. Но ей казалось, что губы у нее тонкие. Что это некрасиво и не сексуально.
Она что-то в них закачала и они раздулись. Они больше не были похожи на лепестки. Они были похожи на пиявок, присосавшихся к ее лицу. А на ощупь… Они стали какие-то не такие. Твердые и неровные. Впрочем, прикасаться к ним стало слишком противно.
Милу он убил в порыве ярости. Во время свидания в квартирке, которая досталась Миле от покойной бабушки. Во время первой же их близости после того, как Мила изуродовала свои губы.
Он ничего не продумал: как вынести тело, где спрятать… Ничего. Он просто больше не мог видеть эти губы.
Он схватил ее правой рукой за горло и сдавил так, чтобы она не могла крикнуть, а пальцами левой – железными натренированными пальцами! – раздавил этих омерзительных пиявок. Ее горло судорожно дергалось, она пыталась кричать от ужаса и боли, а он наслаждался, как же он наслаждался, когда пиявки лопнули, он даже кончил от наслаждения… А потом положил окровавленную левую руку поверх правой и сжал ее горло сильнее. Хрустнула трахея. Он продолжал сжимать, пока у Милы не потускнели глаза.
Потом он долго смотрел на ее лицо. Без этих пиявок она казалась похожей на себя – прежнюю. Только рот – окровавленные ошметки. Словно кто-то ее избил, а потом задушил. И он ненавидел того, кто это сделал. Он плакал о ней и мечтал отомстить…
Но мстить было некому.
Врачу, который сделал то, за что она же ему заплатила?
Себе самому?
Не было виновных в этой трагедии, кроме самой Милы.
Тогда он был так огорчен, так потрясен, что даже не боялся, ничего не боялся. Он завернул ее окровавленную голову в полотенце, надел сверху пакет. Самое примитивное действие – закатать труп в ковер… А как еще вынести что-то такое длинное? Постарался покрепче закрутить ковер скотчем, и веревкой дополнительно перевязал. Он забрал пропитавшуюся кровью подушку, положил в свою спортивную сумку. С ковром и со спортивной сумкой он вышел, положил тело на пол у двери, запер дверь квартиры, поднял тело, отнес к своему «Жигуленку», уложил на багажник. И повез в сторону своей дачи. По крайней мере, это было логично: он везет ковер на дачу… Была поздняя осень. Темнота. Он утопил ее тело вместе с ковром в пруду.