Мишенью может стать каждый - стр. 37
За старым, шатким мостом начиналась деревня Красное. Домов, деревянных, но довольно добротных, в ней было немного. Из печных труб шел дым. Ахмед затормозил у первых же ворот. Не снимая банданы и шлема, Серов промчался чуть дальше, но потом развернулся и, резко затормозив у ворот напротив, сделал вид, что пытается устранить какую-то поломку. Было пасмурно и сыро, моросил нудный осенний дождь, и людей на улице практически не было.
Ахмед вышел из машины и, заметив идущую через двор пожилую женщину в старом пальто и пуховом платке, стараясь перекричать залаявшего пса, прокричал:
– Здравствуйте!
Женщина, кивнув, подошла к калитке и присмотрелась. Молодой черноусый красавец явно нерусской внешности, не по погоде в светлом плащике и лаковых туфлях вызвал у нее не столько интерес, сколько настороженность.
– Ну, здравствуй, коль не шутишь. – проговорила она из-за калитки.
– Здравствуйте, – еще раз повторил Ахмед и добавил: – Вы не знаете, где здесь живут Мисюткины?
– Да тут полдеревни Мисюткиных. Вам какие нужны? – настороженно ответила женщина.
– Мне нужна Нина Григорьевна Мисюткина.
– А, Нинка. – вздохнула женщина. – Так ее нет, летом померла. А вам она зачем?
– Дело в том, что она должна была за могилой ухаживать. Ее мои люди просили. И деньги ей заплатили.
– А. деньги. Ну, деньги Нинка, ясное дело, пропила.
– А могила.
– Чья могила? Нинкина, что ль? Где кладбище, там и могила.
– Нет, не Нины, а та, за которой она должна была ухаживать.
– Да, мил-человек, хоть говоришь по-нашему, ничего не разобрать. – покачала женщина головой, прислушиваясь. – А ты сам-то откуда будешь?
– Я из Франции, из Парижа.
– Вот я и вижу, что ты неместный, нерусский, а говоришь как по писаному. У нас уже и в телевизоре никто так не разговаривает. Где ж это ты так научился?
– У меня мать, приемная мать, русской была, – объяснил Ахмед.
– А. Ну тогда ясно, – кивнула женщина. – Тогда ясно, почему ты так по-русски говорить научился.
– Простите, так я хотел насчет могилы узнать.
– Нинкиной, что ль? – опять проговорила женщина. – Так за Нинкину могилу ты не волнуйся. Я за ней присмотрю.
– Нет, мне говорили, что Нина Григорьевна Мисюткина должна была за могилой моей приемной матери ухаживать. – начал Ахмед.
– Подожди, никак в толк не возьму, – перебила его женщина. – Ты же говорил, что из Франции приехал. А мать твоя приемная здесь, что ль, жила?
– Да нет, она здесь только похоронена. Она так просила. Вы, может быть, слышали, знаете, где ее могила. Мою мать звали Екатерина Дашкова, – проговорил Ахмед, с надеждой глядя на женщину.