Мировая жила - стр. 42
Зал взвыл от хохота. Аким ни лешего не понимал, догадывался только, что эта пикировка между Дарой и толстяком Карди началась не сегодня и имеет свою в глубь уходящую историю. Карди уже подскочил со зрительского места и семенил толстенькими ляжками. Поднявшись на сцену, он шутовски раскланялся, сорвав бурный аплодисмент. Лучась от радости Карди полез было обниматься с Дарой, но она его оттолкнула, на этот раз она изобразила брезгливость. Отточено так изобразила, будто набирала мастерство бесконечными упражнениями.
– Ой, Карди! Что за вид? Я в ужасе… Признайся, твой галстук жевали собаки? И… о-о-о… твой пиджак! Ты одолжил его полотеру, чтобы вымыть пол?
Карди повернулся лицом к зрительному залу и теперь все отчетливо увидели, что галстук и пиджак на нем мятые и грязные. По залу прокатился осуждающий гул. Карди сокрушенно поник головой.
– Представь себе, моя ненаглядная Дарочка, – Карди подбавил в голос страдательной слезливости, изобразив незаслуженно обиженного, – Сегодня ночью я задержался в клубе допоздна… ну, ты знаешь, я ведь натура, увлекающаяся…
– Не увлекайся, Карди, – тут же строго одернула его Дара, – Давай по делу.
– И меня… меня… меня приняли за упырка! А-а-а… Ы-ы-ы… – Карди картинно давил из себя слезу, зал самозабвенно хохотал.
«За кого его там приняли?» – задремавший было Аким навострил ухо, однако зрители по всей видимости и так все знали. Объяснений, кто такой «упырок», со стороны Карди не последовало. Только лишь Дара неискренне изобразила сочувствие:
– Карди, толстячок ты наш неугомонный, вечно ты влипаешь в истории. Но! Скажи мне как эксперт, как дока и знаток людей, почему этим, как ты их назвал «упыркам», всегда достается?
– Это очень просто, дорогуша, – Карди приосанился, состроив на лице этакое сонное скучающее безразличие того самого эксперта, доки и знатока, вынужденного снисходить до простейших, а потому чрезвычайно скучных для него объяснений, – Это же на уровне звериных инстинктов. Слабая истощенная особь воспринимается стаей как обуза. Подчас их убивают или бросают умирать. Упырок – несомненно и есть такая нежизнеспособная особь.
– Фи, Карди, твои объяснения всегда такие циничные, – Дара надула губки.
– Правда всегда цинична, – Карди улыбнулся доброй грустной мудрой улыбкой, будто бы сожалея, что ничего другого ему не остается, кроме как принять, что мир устроен именно так. Глядя на это лицедейство, Аким даже позавидовал актерской игре, а, впрочем, понятно с первого взгляда, что этот Карди – прирожденный лицедей, не хуже Дары.
– Но послушайте! – Дара прикрыла ротик ладошкой, будто хотела задавить в себе возглас возмущения, – Ведь они же живые люди! Неужели можно поступать с человеком так жестоко только лишь потому, что ему не повезло в лотерею?