Мирное время-21. Премия им. Ф. М. Достоевского - стр. 2

С медом неувязочка вышла. Кто ж мог знать, что меня, здорового человека, которому только сердце проверить, а там уже, до кучи и бесплатно, все остальное, раз берут, то и разберут – соберут (так божилась жена, когда вместе с генералом брала с меня обещание) – кто ж мог знать, что меня определят в одну палату с диабетиком Мишей!

– А здесь потомственные. Я с диабетом, и до меня на этой койке – с диабетом, а на твоей до тебя – вообще фактор 15 лежал, не кашлял, – с нескрываемой гордостью произнес в качестве приветствия сосед по палате.

И мне стало неловко, потому что до поступления сюда я не был диабетиком.

– Я вообще-то здоров. Мне только провериться, – поспешил оправдаться я, и запихнул мед да пряники поглубже в тумбочку. Поспешность, с которой я это сделал, только усила неловкость.

– Это хорошо и даже отлично, – совершенно серьезно ответил сосед и добавил: – Тогда будем вместе заниматься спортом.

Да, с Мишей мы с хода нашли общий язык. По четыре раза на дню мы спускались с седьмого этажа вниз, пили кофе в буфете и возвращались наверх. Так Миша сбивал сахар перед регулярными замерами, а я, то оснащенный увесистым холдером, что болтался на бедре, то налегке, выполнял указание доктора и ставил задачи наблюдаемому органу – сердцу. К холдеру я быстро привык, формой и тяжестью он мало чем отличался от магнитофона Soni, которым меня во времена оные вооружала редакция, отправляя на репортерскую работу. Работу такого рода я терпеть не мог. Что за радость тыкать в зубы занятым людям редакционный микрофон, обутый в затертый пыльник, источающий неистребимый запах пота!

Ходить с холдером выходило куда веселее, чем с магнитофоном. Миша оказался человеком не ширпотребовского пошива. Он сходу предложил называть его Михой. Миха был не вполне москвич. Он проводил жизнь в деревне под Москвой, говорил не быстро, и досконально, а не по верхам, разбирался абсолютно во всем, чего ни коснись. Мне интересно было слушать истории о служивых таможенных псах, которым поручено искать деньги и наркотики в проходящих грузах, – чем, к примеру, алабай может выгодно отличиться перед умнейшей бельгийской овчаркой – я люблю собак – но то, как одухотворенно Миха излагает особенности организма автомобиля, с какими любовными деталями он рассказывает о моторах BMW, странным образом вызывало во мне, совершенно безразличном к технике, жажду слушателя. В моторах Миха был не патологоанатомом, а блестящим терапевтом, способным, казалось, простучать автомобиль по ребрышкам грудной клетки, прощупать его печень, ухом распознать самый сложный недуг. «Автоматы не люблю. Это как жена с искусственной грудью», – порадовал меня, литератора, ярким и понятным сравнением Миша. И, конечно, Михе не могло быть равных в знании, как готовить чай из трав, пиво из хмеля, самогон из хвои и кашу из топора…