Мир за кромкой - стр. 11
Боже, он решил, что я не умею писать!
– Да.
– А ты откуда?
Я вздохнула.
– Из далека. Протокол.
– Да, вот держи. Там не отмечено, можешь в свободной форме.
Я вытянула у него из рук листок. Писать после карита оказалось непросто: пальцы не гнулись. Пришлось через слово прерываться и разминать. Если бы он был умнее, уже понял, кто я, а так сидит и вздыхает.
– Ника говорила, у тебя длинные волосы.
– Смена образа.
– Тебе хорошо, – улыбнулся. Он флиртует что ли? Я убрала волосы со лба, с короткими так не удобно! – А ещё она говорила, что её спасла. Ты хорошо дерёшься, Ника сказала, как волчица.
– Сносно. Я защитила её от…
– Арлунца. Спасибо тебе, спасибо, Лорри! Пусть светозарный тебя бережёт.
Куда уж там. Светозарному на меня насрать и уже давно.
– Готово, – я пихнула протокол обратно. – Анонимный.
– Почему?
– Потому что без разницы. Так тоже можно, четыре семнадцать не требует свидетелей. Я выполняю просьбу Чёрива, а меч нашла не я.
И это даже не совсем враньё.
– Не хочешь светить именем?
– Я без документов. Только расписка Чёрива.
– Не боишься без документов ходить?
Полстраны без документов.
– Не боюсь.
– Они у тебя есть вообще?
– Сгорели.
– Давай восстановим! Это быстро, Лорри. В Брумвальде ввели новую процедуру, делов дня на три. Как твоё полное имя?
– Давайте в другой раз, я спешу.
– Ты из царских?
Сука.
Я приросла к креслу, я не могу пошевелиться. Он понял. Зют, он понял.
– Ч-что? – Я непонимающе глянула на него и улыбнулась. Ну же, мальчик-полицейский, я хреново флиртую, но тебе же и этого хватит, да?
– У тебя кто-то на стороне царских воевал, да? Папа? Тише, Лорри. Это нормально. Нормально. Эй? Всё в порядке. – Он встал, обошёл стол, взял меня за руку и погладил. Это касания не похожи, на то, что сделал Чёрив утром, но мне всё равно дурно. – Это не преступление. Ты слышала, он амнистировал царских? Он даже берёт их на службу. Сам, представляешь, зовёт и бывших министров, и латников. Оппозиция, он говорит, оппозиция – это полезно. Читал сегодня газету, представляешь, с его интервью, этот кирийский говорит, что нельзя опираться на мягкую вату согласия, нужно чтобы тебя окружали люди с другими взглядами, чтобы была система противовесов и стяжек. Вот въелось в голову! Вроде ж муть, а въелось.
Я молчала, молчала и не двигалась. У него была теплая рука и пахло от него одеколоном и свежестью.
– У меня, Лорри, отец за царских воевал. Это не тайна. Все знают. Я сам пойти хотел, но батя не пустил, сказал: мелкий ещё. Я правда мелкий тогда был, в двадцать на войне нечего делать. На войне вообще нечего делать. Хорошо, что не пустил. Батя сказал, ты тут нужнее, иди в полицию. Война войной, а ворьё всякое ловить надо, людей защищать надо и Нику одну не бросай, так он говорил. Правильно говорил. Жаль, где он сейчас не знаю. А уезжать отсюда боюсь, здесь мать похоронена и дед с бабкой.