Мир Стругацких. Рассвет и Полдень (сборник) - стр. 50
Ханна молча оттеснила Лентяя плечом, с натугой оторвала от земли успевший уже пустить корни горшок и стала травить.
– Не туда сыплешь, – досадливо частил Лентяй. – Ты, Чужачка, на ботву ему сыпь, на ботву сыпать надо, ползун с ботвы киснет, а ты на хвост сыплешь, у нас никто так не делает, хотя, может, в твоей деревне так делали, не помню, откуда ты там.
– Из Израиля.
– Чудная ты, Чужачка, – поскреб под мышкой Лентяй. – И деревня твоя чудная. Где это слыхано, чтобы деревни так называли? Деревни по-человечески должны называться. Муравейники, к примеру, или Выселки, или там Тростники. И травишь чудно, кто ж так травит, шибче трави давай, а то на собрание опоздаем.
Ханна стала травить шибче. До чего же глупо, думала она, щедро посыпая травобоем корчащуюся мясистую плоть. Наставник объяснял, что для нее эта деревня, этот Лентяй и остальные – круг Второй. Что Первый, дескать, она прошла. Что пандорианский лес враждебен к землянам, но к землянкам, напротив, благоволит. И что такие, как она, бессребреницы, – большая редкость. Ханна была согласна. И в самом деле, надо быть редкостной дурой, чтобы согласиться на Второй круг. Она и Первый-то едва помнила. Иногда в памяти всплывал странный, нелепый, обреченный на гибель Город. Иногда нескладный старый ученый, рассуждающий о временных петлях. А иногда… Ханну передергивало и корежило всякий раз, когда она видела, не глазами видела, а чем-то иным, ладного, надежного и храброго парня, который любил ее, и звал замуж, и погиб, пытаясь ее уберечь.
Когда ползун перестал, наконец, извиваться и корчиться, Ханна сунула полупустой горшок Лентяю в руки и, не оборачиваясь, пошла на площадь. Пересекла редкую поросль шипастого кустарника, который начал уже зацветать и которого вчера еще не было, обогнула стайку пупырчатых, неспешно ковыляющих на задних конечностях квакунов, продралась сквозь переплетение буйно цветущего вьюна и выбралась на перекресток. По центру его, беспорядочно шевеля губами и часто моргая, сидел на корточках Трепач. Мутное лиловое облачко сосредоточивалось, сгущалось у него над головой.
– Чего молчишь? – укорил Трепача подоспевший Лентяй. – Ты не молчи, ты треплись давай, пока собрание не началось. Где это видано, чтоб молчать вместо чтоб, к примеру, трепаться.
Трепач икнул и перестал моргать.
– Повсеместное заболачивание, – сообщил он. – Уверенные Одержания на южных фронтах. Спокойствие и Слияние с новыми отрядами славных подруг. Истреблять вплоть до полного искоренения.
– Другое дело, – обрадовался Лентяй. – Истреблять славных подруг, Чужачка, ясно тебе? До полного искоренения на фронтах. На южных, к примеру. Заболачивание до повсеместного Одержания, что там еще?