Мир сошёл с ума. Опять?! – 1 - стр. 8
Чего будет недостаточно, как это видит по малоприятному лицу Брунгильды Андрон, и что уж тут пытаться выдать из себя того, кто ты не есть, заявляя, что Брунгильда не в моём вкусе, тогда как она вообще ни в чьём вкусе по своему определению страшилы и умнейшего создания, как компенсации за эту её тупорылость только по мнению Андроса Собакина, ещё только познающего арифметику тех двойных стандартов, по которым живёт сообщество близких к Брунгильде сограждан, в число которых и он намерен заехать. И если его вот такие намерения крепки, то ему уже прямо сейчас нужно сильно крепиться и учиться, называя вещи не так на прямую и своими именами, а наименовывать их ассоциированными тождествами.
И не особо в красоте или хотя бы пригожести своего внешнего вида выделяющаяся Брунгильда, чьё имя уже много чего нелестного в её адрес стоит, ни под каким видом, предлогом и в состоянии даже душевного полумрака, ещё называемого на родине Андроса с перепоя, не должна таким узколобым образом определяться. И если уж у Андроса, неожиданно для всех вокруг людей оказавшегося с перепоя, но только по евоному, а так-то он находился в глубоком насчёт себя и всех вокруг заблуждении, не останется никакого выбора, либо поцеловать эту жабу прилюдно, – они играли в бутылочку и так уж выпало, что горлышко бутылки указало на неё, – либо же должно объяснить свой отвод от этого общего желания насладиться видами превратности судьбы, где такой видный и самый представительный представитель мужского общества, Андрос Собакин, не жалея нисколько себя, бросается на амбразуру реальности в лице жабы Брунгильды.
И уважительным оправданием не могут служить слова подтверждения той очевидности в лице Брунгильды, которая для всех так очевидна – она тошнотворна и мне, как минимум, естественно неприятна. А Андрос, если он не хочет быть засужен за дискриминацию Брунгильды по этическим и моральным соображениям, – он ограничивает право Брунгильды на эксклюзивную красоту, – которую природа создала именно такой по своим резонным соображениям, чтобы учить уму-разуму вот таких как он недоумков, должен найти и притом немедленно, каким ещё словом можно назвать это внешнее своеобразие Брунгильды.
– Ваш лицевой сюрреализм недоступен моему животному и приспособленческому пониманию, и я его недостоин, пока не познаю все выверты кисти того художника, кто кладёт такие мазки своих художеств на человека. А именно природы. – А вот это уже что-то, и такие слова даже в устах Андроса (так-то в роте) подвигают Брунгильду задуматься о повышении собственной самооценки, до которой тому же Андросу ещё нужно дорасти.