Мир Опустел. Начнем Сначала! - стр. 31
Сколько должно пройти времени, пока они станут полностью дикими? Уверен, они уже представляют нешуточную опасность. Сбившиеся в большую стаю, голодные и поверившие в себя, они легко способны напасть на одинокого человека. Но, на самом деле, не думаю, что мне нужно сильно их бояться, имея пистолет. Все-таки дворняги – это не волки. Громкий выстрел, наверняка, заставит их струсить.
Я подхожу к растущему у забора ореху и останавливаюсь, положив ладонь на рукоять шашки. Мне жалко рубить деревья, но я очень давно не имел практики. Так уж вышло, что все мое оружие – это пистолет с резиновыми пулями и казачья шашка, доставшаяся по наследству от прадеда. Сотню лет она пылилась по шкафам, но в свою юность вдоволь навидалась приключений. Напилась свежей крови. Прадед прошёл с ней первую мировую и немало порубил голов в рукопашных схватках. Его фотография, на которой он с лихими усами, на чёрном коне, бережно хранится в старом семейном альбоме. В детстве я очень любил его рассматривать.
Придерживаю клинок у пояса левой рукой. Правой выхватываю из ножен и одновременно наношу удар по толстой, с руку, ветке дерева. Мягко спружинив листьями, она падает на асфальт. Осторожно, с уважением вставляю оружие обратно в ножны и повторяю упражнение.
Когда орех лишается большей части нижних веток, решаю, что достаточно. Думаю, я смогу разрубить кого-нибудь если придётся.
Я далеко ушёл от дома, и с каждым шагом мне все больше не по себе. Подпрыгиваю от любого шороха, как испуганный кот. Хватаюсь то за шашку, то за пистолет, но должен признаться, что ни то, ни другое меня не успокаивает. Клинок кажется слишком коротким, пистолет слишком слабым со своими резиновыми пулями. Мне бы огнемёт, пулемёт и броневик! Вот это была бы прогулка.
В конце квартала появляется собака. Увидев меня, останавливается, поднимает серую морду и нюхает воздух. На всякий случай остановившись, я поднимаю руки вверх, показывая, что не задумал ничего плохого. Дворняга не виляет хвостом. Издав что-то среднее между воем и рычанием, она, очевидно, размышляет, стоит ли поднимать лай.
"Спокойно, собачка! – говорю ей я. – Ну?.. Чего ты сердишься?"
Идиот! Зачем вообще надо было идти пешком?
"Собачка! – кричу я, сосредоточив в голосе всю любовь и дружелюбие, на которые способен. – Ну? Чего ты, малыш?"
Я лезу в карман, имитирую, что достал что-то вкусное: "Ну? Хочешь? Иди сюда!"
Пёс, глядя на пустую руку, нерешительно мотнул куцым хвостом, но тут из-за угла появилась ещё одна пушистая морда. Продолжая выкрикивать что-то очень доброе, характеризующее меня, как невероятно хорошего человека, я принялся пятиться назад, припоминая о том, что каждый хищник теряет контроль, если повернуться к нему спиной.