Мир на краю пропасти. Предвоенные хроники - стр. 9
Поэтому Великобритания не считает, что статус-кво, сложившийся в Европе после Первой мировой войны, и далее должен оставаться в силе.
Г и т л е р. По большому счету, между Англией и Германией имеется только одно разногласие – колониальный вопрос. Если его можно устранить, то это будет весьма отрадно; если невозможно, то я могу лишь с прискорбием принять это к сведению.
Г а л и ф а к с. Колониальный вопрос, без сомнения, труден. Английский премьер-министр стоит на той точке зрения, что он может быть решен лишь как часть нашего нового политического курса, направленного на разрешение всех существующих между нашими странами трудностей.
Однако все остальные вопросы можно характеризовать в том смысле, что они касаются изменений европейского порядка, которые, вероятно, рано или поздно все равно произойдут. К этим вопросам относятся Данциг, Австрия и Чехословакия. Англия заинтересована лишь в том, чтобы эти изменения были бы произведены путем мирной эволюции и чтобы при этом можно было избежать войны. А для этого желательно приступить к разоружению.
Г и т л е р. Проблема разоружения стала исключительно сложной в результате союза Франции с Россией, последовавшего в ответ на известные германские мероприятия. В результате этого недальновидного решения Парижа Россия вошла в Европу не только как моральный, но и как довольно весомый материальный фактор, особенно за счет ее военно-политического союза с Чехословакией. Поэтому я не представляю, как в этих условиях может начаться разрешение проблемы разоружения.
Единственной катастрофой для Европы является большевизм. Все остальное поддается урегулированию.
Информация к размышлению
Из высказываний известного русского философа-эмигранта Георгия Федотова о сталинской национально-культурной политике.
«Общее впечатление: лед тронулся. Огромные глыбы, давившие Россию семнадцать лет своей тяжестью, подтаяли и рушатся одна за другой. Это настоящая контрреволюция, проводимая сверху. Так как она не затрагивает основ ни политического, ни социального строя, то ее можно назвать бытовой контрреволюцией. Бытовой и вместе с тем духовной, идеологической… Право юношей на любовь и девушек на семью, право родителей на детей и на приличную школу, право всех на «веселую жизнь», на елку и на какой-то минимум обряда – старого обряда, украшавшего жизнь, – означает для России восстание из мертвых…
Марксизм – правда, не упраздненный, но истолкованный – не отравляет в такой мере отроческие души философией материализма и классовой ненависти. Ребенок и юноша поставлены непосредственно под воздействие благородных традиций русской литературы. Пушкин, Толстой – пусть вместе с Горьким – становятся воспитателями народа. Никогда еще влияние Пушкина в России не было столь широким. Народ впервые нашел своего поэта. Через него он открывает собственную свою историю. Он перестает чувствовать себя голым зачинателем новой жизни, будущее связывается с прошлым».