Мир до начала времен - стр. 30
– Нет, честный отче, – говорит он, – вы возьмете его к себе и будете пытаться уврачевать его душу. А вот если он взбрыкнет и откажется выполнять предписанное, то вы передадите его светским властям, то есть нам, и умоете руки.
– Да, – подтвердил я, – если для нашей святой матери церкви грех мыслию не менее, а может быть, и более тяжкий, чем грех делом (ибо с черных мыслей начинаются все несчастья на свете), то мы, светские власти, не можем рассматривать невысказанное мыслепреступление в качестве причины для лишения потенциального злодея жизни. Единственное наказание, которое мы можем предписать этому человеку, это списание в монахи, и там он либо смирится и перекуется, либо взбрыкнет, как это было с одним из предыдущих ваших духовных пациентов – и вот тогда мы недрогнувшей рукой отрубим ему голову.
Пока отец Бонифаций думал, все еще стоящий рядом со мной Александр тихонько спросил:
– Андрей Викторович, а почему списание в монахи так страшно? Я понимаю, почему вы тогда «списали» в монахи этого Голубенко – пренеприятнейший был тип – но абсолютно не понимаю, из-за чего он тогда взбунтовался?
– Первые монахи у отца Бонифация образовались из помилованных преступников-бунтовщиков, приговоренных к смертной казни, – так же тихонько пояснил я. – С точки зрения светских властей, после произнесения приговора такие люди уже мертвы: у них нет ни имен, ни собственности, ни каких-либо семейных отношений, и дыхательный процесс они совершают только милостью Великого Духа. Поэтому с точки зрения общественного положения статус монаха – абсолютно тупиковый. Монах – это в прямом смысле слова раб Божий, сохранивший жизнь только Его милостью, и больше ничьей, ибо Закон уже обрек его на смерть. Он не может стать никем, даже священником, и избавить его от этого статуса может только физическая смерть. Кающийся грешник может исправиться и довести свое духовное совершенство до уровня святости, но внешний мир не будет его замечать до того момента, пока он не умрет и не будет канонизирован. Сейчас с этого человека сдерут одежду, оставив его абсолютно голым, потом выбреют голову, и затем он должен следовать за падре как привязанная собачка, ибо если монаха застигнут за пределами своего подворья без сопровождения священника, то он считается беглым и должен быть немедленно убит.
– Какой ужас! – сказал Александр. – Я бы точно не смог так жить…
– Тебе это не грозит, – ответил я, не спуская глаз с «пациента», – ты вполне соответствуешь нашему с падре представлению о том, каким должен быть хороший человек и добрый христианин (хотя здесь, конечно, это слово не в ходу). И в рай ты попадешь, минуя всяческие дополнительные испытания, после долгих лет честной жизни. По крайней мере, мне хочется на это надеяться.