Мир Чаши. Дочь алхимика - стр. 9
Серж шмыгнул носом, переглотнул и заговорил:
– Не спалось мне ночью, сидел чинил чего-то, и тут лошадки забеспокоились. Они, лошадки-то, всегда все чуют и всегда предупреждают меня, старого… и тут давай копытами бить, и ржать, и фыркать – я глянул – в конюшне все спокойно, тогда наружу выскочил – а там зарево над домом. Ну я ведро воды от входа хвать – и побежал туда; бегу, а в окнах стекла лопаются, и огонь прям стеной стоит, не видно ничегошеньки. До уличного входа добежал, ведро на себя опрокинул, чтоб, значитца, не сгореть, дверь распахнул, а в огонь войти не смог.
– Как это – не смог? – переспросила Жозефина с удивлением, не переставая залечивать обожженные пальцы.
– Да так вот… руки сую туда – а там как рогожа натянута во всю дверь, пальцы упираются, и все тут.
Точно. Вот оно. Она ожидала увидеть, что конюх весь покрыт ожогами, как обычно и бывает с теми, кто спасал людей на пожаре, но загорелую кожу лишь прорезали морщины, ожоги же пятнали только пальцы.
– …И тихо, вот жуть-то какая, ни огонь не шумит, ни дерево в огне не трещит, и не кричит никто там, в огне-то… и вырваться никто не вырвался… Матушка-то ваша туда влетела, а выйти не вышла…
– Спасибо, что рассказал, – тихо сказала Жозефина, придавленная двойным горем. – Ты не виноват. Никто из вас не виноват. Никто бы не смог.
– Не вышла… – еще тише повторил Серж, глядя в пол. – Лошадка – зверюга такая, и беду и смерть чует… вот мне будет срок – придет за мной белая кобыла…
– Ты мне нужен, – попыталась ободрить конюха Жозефина, вкладывая в свои слова толику Силы и протягивая руку, чтобы погладить его по седой голове. – Серж, ты не виноват, оставайся здесь, куда я без вас…
Он качнул головой, вскинул освободившиеся от бережной хватки молодой госпожи ладони к лицу и хрипло зарыдал – без слез, молча и страшно. Старый слуга, поступивший к де Крисси еще таким же мальчишкой, каким сейчас был Жан, оплакивал и свою хозяйку, и паче того – что не смог ее спасти. Или хотя бы умереть вместе с нею.
– Не уберег… не убере-о-ог!..
…Когда кончились прорвавшиеся наконец слезы, Серж сполз с табурета и уснул прямо на полу. Жозефина осторожно вышла и позвала Жана и Мартина. Они переложили спящего на застланную попоной лавку, где подушкой служило седло. С Мартина было взято обещание, что, как только конюх проснется, ей немедленно сообщат – отдых души после выплеска мучащих человека чувств необходим и благотворен, но после всего этого нужен присмотр и уход – ослабленная душа вполне может не вынести пережитого, да и забота никогда не бывает лишней. Впрочем, вряд ли Серж очнется раньше вечера, впереди еще множество дел, и конца этому уже очень длинному дню никак не предвидится. А время всего-то обеденное…