Мир царя Михаила - стр. 38

Он слегка подался ко мне и, чуть понизив тон, произнес:

– Сергей Васильевич, если нам удастся найти общий язык, то вы можете снова вернуться к своему любимому делу и принести немало пользы Отечеству…

От такого неожиданного перехода в сердце моем вновь вспыхнула надежда, что все образуется. Ведь один раз я уже становился из подследственного сотрудником полиции – стало быть, мне не привыкать к подобным переменам.

Я поднял голову и посмотрел в глаза капитану Тамбовцеву.

– Скажу вам честно: на священную особу Государя я никогда не злоумышлял. Все остальные дела, инкриминируемые мне, есть обычные просчеты, неизбежные в любом деле, а отнюдь не злой умысел. И я готов искупить свою вину, если таковая и есть, длительной и преданной службой нашему новому Государю. Скажите, что я должен делать?

– Отлично, – кивнул Тамбовцев, – скажу вам сразу – работать будете, как и прежде, по линии рабочих организаций. Правда, выходить с территории «Новой Голландии» вам не рекомендуется. Если Вячеслав Константинович увидит вас где-нибудь вне этих стен, то вы сами понимаете, чем может закончиться для вас подобная встреча…

Я понимающе кивнул головой, а капитан, усмехнувшись, продолжил:

– На днях я сведу вас с одним интересным человеком, недоучившимся семинаристом. Ну а пока вам отведут отдельную комнату, где вы посидите и подумаете, как можно без особого шума и скандала отстранить Гапона от руководства «Собрания русских фабрично-заводских рабочих». Убийство в подворотне не предлагать. Его авторитет, заработанный безграничной демагогией, должен плавно перейти к новому руководителю…

Я несколько секунд внимательно смотрел на своего собеседника, а потом спросил:

– Скажите, Александр Васильевич, а какова цель всего этого предприятия?

– Заинтересовались моим предложением? – усмехнулся он. – Тогда слушайте. В одной стране существуют правительство, промышленники и народ. Вы хотели, чтобы всем было хорошо, но такого не бывает. Каждый тянет одеяло на себя. Промышленники безжалостно грабят народ, тот голодает, а правительство, не получая налогов ни с богатых промышленников, ни с нищего народа, вынуждено брать займы за границей. Причем чем больше голодает народ, тем сложнее с ним управляться правительству. Если хорошо правительству, то иностранные займы берут уже промышленники, а народ снова голодает. Кончается это обычно тем, что приходит тот, кому должны промышленники, и забирает все себе, ибо за такое правительство народ воевать не будет. Еще вариант – когда хорошо народу. А народ у нас щедрый: он и с правительством поделится, и с промышленниками – и тогда хорошо будет всем. И воевать за свое правительство он тогда будет так, что любой завоеватель сто раз подумает, прежде чем решится на войну с нами. Потому что государственная система будет находиться в состоянии равновесия.