Размер шрифта
-
+

Минувшей жизни злая кровь - стр. 15

Институтское начальство девичьих ожиданий не обмануло: 31 декабря в актовом зале состоится новогодний бал с приглашенными военнослужащими. Можно приводить и своих кавалеров, у кого есть. Зойке теперь приглашать было некого. К восьми часам вечера в вестибюле института было не протолкнуться: возбужденные нарядные студентки постреливали глазками по сторонам, где чинно курили гости, поблескивая наградами. Запах дешевой пудры и самодельной «косметики» соперничал с неистребимым ароматом сапожной ваксы и тройного одеколона.

В актовом зале стояла огромная елка, вся в бумажных гирляндах и разноцветных стеклянных шарах, которые местные преподаватели принесли из дома. Свечи зажигать не решились – мало ли что? Портреты великих экономистов, взиравших со стен на своих потомков, украшали еловые ветви. Над сценой – огромный Сталин, скопированный, видимо, с портрета известного ученого и путешественника Н. М. Пржевальского, свысока смотрел на свой же профиль на противоположной стене, где он был замыкающим в команде великих революционеров – Маркса-Энгельса-Ленина-Сталина. Когда на сцене самодеятельные артисты рьяно исполняли народные пляски, полотно портрета сотрясалось им в такт, заставляя вождя выделывать такие гримасы, от которых зрителям становилось не по себе.

В вестибюле прокладывали себе дорогу в толпе медные трубы и барабан – прибыл духовой оркестр! Пока музыканты располагались на сцене, на кафедру поднялся директор института в номенклатурном одеянии не нюхавших пороха «назначенцев» – в полувоенном френче из дорогого офицерского сукна, синих галифе и хромовых сапогах. Произнеся казенную мантру про Отца народов, Коммунистическую партию и Советское правительство, он скороговоркой поздравил всех с наступающим Новым годом (кто его знает, как на это власти посмотрят: праздник-то старорежимный…) и объявил бал открытым. Оркестр грянул «Союз нерушимый республик свободных сплотила навеки великая Русь!», заглушая нестройный хор оробевших от неожиданности гостей. Наконец торжественная часть закончилась, директор с профессурой благоразумно отправились по домам, строго наказав остающимся за «старших» молодым преподавателям разогнать народ к трем часам ночи и проследить за порядком.

И тотчас волшебные «Дунайские волны» закружили пары в упоительном вальсе, затем их подхватили «Амурские волны» – как гимн неиссякаемой любви на этой Земле. Создатели этих вальсов знали в ней толк, посвятив свои не стареющие произведения любимым женщинам, с которыми им не суждено было соединиться, – чужим женам. Потом танцевали популярное танго «Рио-Рита» и модный фокстрот, кто как умел, а когда иссякла фантазия духового оркестра, завели патефон. Превозмогая шипение заезженной иглы, сладкоголосый Александр Вертинский пел о бананово-лимонном Сингапуре-пуре-пуре, его сменил Петр Лещенко со своей разудалой цыганщиной, а после отечественных эмигрантов-«запрещенцев» и вовсе зазвучало неслыханное – это гости прихватили с собой на праздник «сувениры», привезенные из покоренной Европы. Студенткам было весело и немножко жутковато от такой «вседозволенности».

Страница 15