Размер шрифта
-
+

Минтака Ориона - стр. 4

И тут вдруг откуда-то из поднебесья прозвучал крик: «Вижу парус! Справа по курсу, градусов двадцать!» Еще через несколько минут Эндрю Сейбл, который, не поднимаясь, пытался разглядеть что-нибудь на серо-коричневой поверхности океана, услышал голос капитана Хендерсона: «Это французский фрегат. К бою!»

* * *

В ноябре лес особенно уныл. Почти уже опал весь лист с деревьев, только кое-где золотисто-красным монистом играют на ветру отдельные островки. Умирает лес. Обнажаются замысловато-корявые жилы ветвей. Ветер, свободно гуляя по верхушкам, уже не поет шепеляво, а насвистывает грустно, одиноко, будто скучая по лету.

По проселочной дороге, кривой и узкой, покрытой глянцевой грязью, разбитой и разъезженной крестьянскими возами, угрюмо брел одинокий путник. На нем были потертые джинсы, кроссовки, байковая рубашка в красно-белую клетку да куртка на молнии. За спиной путника сидел на широких капроновых лямках синий рюкзак из плотной болоньевой ткани – большой, грушеподобный, но по всему видать не тяжелый, а так себе, средненький.

Лицо путника, слегка озабоченное, слегка удивленное, но больше все-таки разочарованное, было светлым и красивым. В его правильные черты гармонично вписывались прямой нос, татарский разлет густых бровей, под которыми сверкали озерной синевой выразительные глаза; да еще были слегка припухлые, чувственные губы, высокий лоб с двумя легкими бороздами поперек и длинные вьющиеся волосы цвета спелого каштана, зачесанные назад.

Разочарование приклеилось к этому лицу не более получаса назад, когда путник еще стоял на поляне, неподалеку от лесной опушки, укладывая в свой рюкзак то ли плащ, то ли какую-то накидку. То и дело он озирался по сторонам, ожидая, должно быть, кого-то увидеть, а уложив свои вещи, отправился в путь один, бормоча себе под нос известные только ему слова.

И теперь, влипая кроссовками в жирную болотистую грязь дороги, он шел по ней неторопливо, поскольку, при всем желании, идти не мог быстрее. И думал. Думал о том, что впервые в жизни – да, точно впервые! – остался один-одинешенек на всем белом свете. Нет, было время, когда от него ушла любимая женщина. Тогда тоже казалось, что мир опустел. Но еще оставалась и всегда была рядом сестра, помогала пережить личную драму, «утирала сопли», как она сама выражалась. Тогда было легче. Все-таки легче.

А теперь… Теперь он точно остался один. «Этот чертов вояка с одной извилиной вокруг головы, продавленной фуражкой, наверняка что-то напутал! – думал путник. – Я чувствовал, с самого начала чувствовал, что ему нельзя доверять! Что теперь делать?»

Страница 4