Минтака Ориона - стр. 27
– Что ты болтаешь! Полный вздор, малыш. А замуж… Ты прекрасно знаешь, как я любила Сергея. И, представь себе, давно поняла, что таких, как он, просто больше нет на свете.
– Сказано с большим пафосом.
– Зато искренне, – ответила Алла. – Ну, что, есть будешь?
– Нет, я не голоден.
– Так что там у вас? Выкладывай.
– Ну, что? Ты же помнишь, я говорил, что закупочная комиссия должна быть из Японии?
– Да, помню.
– Ну, тут политика замешалась. Что-то они там снова про острова говорят, я слышал по новостям. Короче, пока не могут прислать специалистов. Так что все откладывается на неопределенный срок.
– А Наташка что?
– Дура, вот что! Она, видите ли, думала, надеялась, что мои гениальные работы купят за хорошие деньги, насуют новых заказов. Хотела на Сейшелы поехать, а тут такой облом.
– И что?
– Ничего. Обозвала неудачником и ушла.
– Действительно дура, – сказала Алла Геннадьевна. – Впрочем, ты не горюй. Когда-то была такая песня: «если к другому уходит невеста, то неизвестно, кому повезло».
– А я и не горюю.
– Вижу. От меня ведь не скроешь.
– Да ладно, брось. Переживу как-нибудь, – сказал Игорь.
Он поднялся, вразвалочку прошелся по комнате. Сестра молча следила за его перемещениями.
– Пойду я, – сказал он. – Отдыхай, сестричка.
– Ты можешь остаться, – сказала Алла Геннадьевна. – У меня тут одна идейка возникла, обсудим.
– Какая идейка?
– Да вот, съездить хочу кое-куда на днях. Тебя возьму развеяться.
– Это куда еще? – насторожился Игорь.
– В Лондон. На Сотбис. Хочу пару картин купить, а ты, как эксперт, поможешь мне.
– Ничего себе идейка! – воскликнул Игорь, и глаза его загорелись. – А когда ехать?
– Да-да! Не суетись. Может, я еще передумаю.
– Нет! Помнишь, как в детстве: первое слово дороже второго?
– Помню, помню, – улыбнулась Алла. – Поедем, уговорил.
– Ты у меня самая лучшая сестра в мире! – воскликнул Игорь и нежно обнял Аллу.
Широкое светлое здание со стрельчатыми окнами неподалеку от площади Гровенор, было освещено снаружи рядом ярких, желто-горячих фонарей, да и изнутри светилось не менее ослепительным светом. У фасадного подъезда стояло множество экипажей с титульными гербами хозяев на бортах, повсюду сновали лакеи в лилово-синих ливреях, суетились несколько констеблей, привлеченных для поддержки порядка.
Из широко распахнутых окон доносились стройные переливы очаровательных танцевальных мелодий, трубные басы оживленно говорящих мужчин, непринужденный смех веселившихся женщин, звон бокалов и столовых приборов.
Около девяти часов вечера, когда подписной бал почти уже достиг апогея своей обширной программы, к дому миссис Корнелис подъехали лорд Фулхем и Эндрю. Гость и лучший друг капитана был с иголочки одет в новый малиновый камзол с позолоченными пуговицами, темно-синие кюлоты с широкими белыми бантами на коленях и мягкие коричневые башмаки из свиной кожи. Его рубашка с воротником-жабо, прихваченная у самого горла золотой брошью с бриллиантом, хрустела при каждом движении, как сухой снег под ногами. По лицу Эндрю блуждала смущенная улыбка, выдававшая в нем человека инородного на столь изысканном собрании, по меньшей мере – провинциала. Однако его друг и покровитель, лорд Фулхем, чей гардероб накануне пришлось здорово перетрусить, чтобы одеться подобающим образом, одним своим присутствием вселял в Эндрю уверенность.