Минсалим, Мунир и полёт с шахматами - стр. 2
Принесло детдомовского соратника Мунира. Два татарина обнялись. Сходу и не скажешь, что Мунир татарин. Светловолосый, глаза, скорее, европейского разреза, называл себя обозником. Дескать, это татары, которые не воевали, а шли в обозах, воевали на лихих конях бухарцы – чёрные татары. И ещё он одним боком потомок Маметкула, который по некоторым предположениям был не просто родственник Кучума, а его незаконнорождённый сын. Маметкул сражался с Ермаком, был пленён, привезён к царю Фёдору Иоанновичу. В Москве ему сказали: выбирай друг ситный – или секир-башка мал-мала тебе будем делать, или служи верой и правдой русскому оружию. Маметкулу было жалко башку под секиру отдавать – присягнул русскому царю. Позже потомки Маметкула получили дворянство, но с перевёрнутой фамилией, превратились в Кульмаметьевых. Так рассказывал о себе Мунир Кульмаметьев.
Как и Минсалим, Мунир был круглой сиротой, после детдома освоил специальность слесаря и работал не где-нибудь, а в Государственном научно-исследовательском институте атомных реакторов в Димитровграде. Предприятии засекреченном, туда кого-попало на работу не принимали.
Увидев Мунира, Минсалим забыл, что секунду назад недовольно морщил нос на звонок неизвестного посетителя, страшно обрадовался визиту детдомовского собрата.
– Мишка, – ещё в коридоре начал воспоминания Мунир, – мне приснилась недавно автобусная остановка: мы бычки собираем на табак.
– Оно и понятно, кранты вам курякам приходят, сигареты исчезли из магазинов.
– Впору опять бычки по остановкам собирать. У нас цыгане начали сигареты и папиросы россыпью продавать, я вот думаю: не так ли они собирают табак, как мы тогда.
Напротив детдома была автобусная остановка, куда старшие ребята посылали малышей бычки собирать. Народ стоит на остановке, коротая время в ожидании, курит. Жизнь советского человека протекала в трудовом режиме, каждое утро автобусы ходили битком набитые. И вечером после смены аналогичная картина. Народу на остановке всегда хватало. Курящие обильно засеивали остановку бычками. Перед школой малыши снимут утренний урожай, после занятий тоже мимо остановки не пройдут. Иной шустрый детдомовец может панику пустить, увидит, мужчина закурил, чуть подождёт и крикнет: «Дяденька-дяденька, автобус идёт». Дяденька бросит окурок в спешке, его тут же на карман.
Табак из бычков собирали, сушили, и пускали на папиросы. Их производством занимались те же малыши. Старшие давали им папиросные гильзы и строго наказывали, чтобы папиросы получались ровненькие, без раздутостей, имели фабричный вид. Мунир относился к специалистам, умеющим ловко набивать гильзы. Если работал в паре Минсалимом, тот держал гильзу, Мунир набивал: возьмёт маленькую щепотку табака, чуть спрессует пальцами и в гильзу, карандашиком забьёт, следующую порцию берёт и так до конца. Табак был разномастный, кто его сортировать будет. Добывался из бычков от папирос «Красная звезда», «Север», «Прибой», реже – «Беломорканал», ещё реже – «Казбек». Была модной в то время эстрадная песня со словами: «Курит только «Казбек» – разоряется». Тоболяки не относились к богатым курильщикам, чаще смолили «Север», «Прибой», махорку. Смесь получалась термоядерной. Готовые папиросы сдавали старшим ребятам, те имели каналы реализации. К денежным операциям малышей не допускали. Им разрешалось курить высушенный табак.