Милый Ханс, дорогой Пётр - стр. 19
После полета на место приземляется, на нас смотрит с Элизабет, с одного на другого взгляд переводит:
– А без меня не смогли, ха-ха, парой потом. Никак без меня, что ж вы?
Тангера полуголая напротив, у нас с ней роман мгновенный. Кавалер удачно сидит спиной, а девушка как раз лицом и в глаза мне смотрит. Вняв моим немым мольбам и решив подбодрить, она расставляет под столом ноги, нескромно, выше всех ожиданий. И еще и юбку, изловчившись, вверх не без удовольствия подтягивает, и без того короткую. И мне остается только благодарно приложить руку к сердцу, что же еще.
– Вот! – фиксирует мой жест всевидящая Валенсия.
И начинает ко мне с подозрением приглядываться, а вместе с ней и Элизабет, и всё внимательней они, и с тревогой даже, ведь я так и застыл на своем диванчике, окаменел будто с приложенной к груди рукой, и глаза у меня закрыты.
– А чего он такой? – интересуется Валенсия.
– Какой он?
– Такой. Нехороший какой-то.
– Да, бледный. Какаду! – зовет Элизабет.
Это они между собой. И всё смотрят и смотрят, и сами каменеют в ужасных предчувствиях со мной вместе, уже совсем каменные. Зеваю и открываю глаза:
– Что такое?
Валенсия бормочет:
– Ничего.
– Все-таки?
– Ну, показалось.
– Богатое воображение, – заключаю я.
Элизабет вскакивает:
– Поезд! Мой поезд!
И партнершу против ее воли обнимает, Валенсия отвернулась даже.
– Прощай, моя хорошая! Ты так ни разу и не улыбнулась!
Возле диванчика притормаживает, садится со мной рядом и по щеке гладит:
– И ты прощай, мой попугай. А ты даже лучше стал, знаешь.
– Лучший попугай?
– Да человек, представь себе.
– И ведь правда, самое удивительное, – доносится голос Валенсии, она все сидит, не оборачиваясь.
И тут тангера напротив с опозданием спохватывается и смыкает ляжки. И Элизабет, конечно, порочную связь без труда разгадывает:
– Девушка, ум в передке, где? Возбудила, чуть не сдох!
Дерзкая девушка с ответом не медлит:
– Сама садись, старая, покажи, чего осталось!
Партнер хохочет, и Элизабет вместе с ним смеется в проеме двери. Мы смотрим с Валенсией, запомнить хотим, пока смеется. Но уже нет ее, всё.
И шум в коридоре. На диванчике меня будто подбрасывает. Из бара выбегаю, Валенсия следом.
Элизабет на полу лежит недвижно, вокруг никого, и я бросаюсь к ней, бегу. Валенсия на полпути догоняет, обхватывает на ходу, вдруг руки у нее сильные:
– Стой!
– Да ты чего, чего?
Вырываюсь, а ни с места, хватка мертвая.
– Какаду, терпение.
Так и стоим, держит Валенсия и спокойна, знает, что будет. И дождалась:
– Вот. Полюбуйся.
Элизабет встает как ни в чем не бывало, бодро даже, и на нас оглядывается, на зрителей своих. И пальцем погрозила, что номер не прошел. По коридору устремляется, на поезд скорей. Еще, обернувшись, на прощание воздушный поцелуй посылает.