Миля дьявола - стр. 10

08 мая 1879 года

Большой зал кафедры психиатрии и неврологии Лондонского университета королевы Марии имел форму амфитеатра. В тот день он был переполнен студентами, с нетерпением ожидавшими появления человека, лекции которого вызывали бурный интерес и восторг слушателей. Не говоря уже о том, что личность самого лектора также являлась весьма интригующей. Ведь этот великан ростом шесть футов и пять дюймов был не просто ученым, но и ведущим исследователем Британской империи в области криминальной психиатрии. Он обладал огромным опытом и практикой в раскрытии различного рода криминальных преступлений, источником появления которых был больной разум преступника. Его практические подходы и научные разработки выбивались из общего контекста современной науки; многие ученые-коллеги откровенно не воспринимали методы ученого, считая их дерзкими, зачастую необоснованными и недоказанными. Однако большое количество успешных практик в области психиатрии и изучении патологий мозга, а также иных направлений в криминалистике (только-только зарождающимся самостоятельным разделом науки), говорили об обратном и давно сформировали репутацию сэра Валентайна Аттвуда, доктора медицины, члена Лондонского королевского общества и обладателя Королевской медали.

Когда дверь в амфитеатр открылась и доктор Аттвуд размеренным шагом вошел внутрь – весь зал затих, словно по команде. Его высокий рост и атлетическое телосложение, подтверждающее системное занятие физическими упражнениями, буквально источали силу и уверенность в себе, а некое, невидимое глазу спокойствие мгновенно передавалось окружающим. Легкая, немного ироничная улыбка слегка пухлых, с приподнятыми кверху уголками губ, на прямоугольном, с выпирающим вперед подбородком лице, демонстрировала открытость и даже радушие, хотя характер ученого наравне с добротой, обладал еще и жесткостью, которую он проявлял в исключительных случаях. Те, кто хорошо знал доктора Аттвуда, также знали об этом его свойстве и не питали иллюзий – если сэру Валентайну будет нужно, он проявит все свое упрямство, стойкость и напористость, чего бы это ему не стоило. Его большие и выразительные карие глаза светились умом, их практически всегда цепкий взгляд привычно излучал рассудительность и демонстрировал состояние постоянного познания всего вокруг. Когда он смотрел на человека, создавалось впечатление, что тебя изучают и словно просвечивают неосязаемыми лучами, способными выявить все самое сокровенное. В таких случаях отпадало всякое желание солгать, ибо стоявший напротив ученого человек сразу же понимал всю тщетность этого действа. Густые и черные, чуть волнистые волосы покрывали голову профессора аккуратно выполненной укладкой, соединяясь короткострижеными бакенбардами с такой же филигранно подведенной бородкой. Высокий, по форме напоминающий сократовский лоб был почти без морщин, они проявлялись изредка и становились следствием особой вдумчивости профессора. Он, лоб, заметно отделялся от остальной части лица отчетливой линией надбровных дуг, чуть ниже которых были тонкие, с правильным изгибом брови, характерно сведенные к переносице. Нос прямой, широкий, что окончательно придавало лицу ученого правильности черт и выразительности линий. Одежда знаменитого профессора с мировым именем была сшита на заказ в одном из самых престижных и дорогих ателье Лондона на Риджент-стрит, которое принадлежало искусному портному Джейсону Ди. Оно и не удивительно, ибо обладая телосложением современного Голиафа, под его конструкцию подобрать готовые костюмы и сорочки было невозможно – пошив исключительно под заказ по ранее снятым меркам. Темный клетчатый костюм выгодно облегал стройную, мужественную фигуру ученого. Всегда белоснежная рубашка была у ворота повязана элегантным шелковым шейным платком, заколотым большой галстучной булавкой. Под пиджаком – жилет, застегнутый на все пуговицы. Поверх него от верхней пуговицы изящно свисала серебряная цепочка, к которой крепились дорогие часы, исчезавшие в кармане жилета. К пуговице цепочка крепилась красивым стильным брелоком в форме змеи, пожирающей собственный хвост.